SPFRCCFH - [22]
При мысли о том, что нужно будет ещё раз вступать на поверхность этой реки, Еремея одолевал панический ужас. Он представлял, что где-то здесь на дне, или скорей всего в толще бегущих под силой течения вод, несутся под этой коркой сыпучего льда тела двух с лишнем десятков людей, и нескольких лошадей.
— Эгегей! Люди! Ау! — на всякий случай закричал Еремей, скорее для собственного убеждения, нежели надеясь найти отклик.
Фраза эхом разлетелась по тайге не найдя ушей, которые были бы способны понять человеческую речь.
К Еремею подбежал белый пёс и активно начал облизывать ему замёрзшие пальцы.
— Дружок… — присел на колено, и начал гладить пса за холку мужчина. — Дружище ты мой, белый, хороший… верный. Ты поможешь мне? Принеси мне, пожалуйста, тулуп, вон тот, — он указал несгибаемой кистью в стороны своих вещей. — Давай. Фас! Апорт! Взять! Принеси, тебе же не сложно, ты не утонишь… а Я утону, — блеск отчаянья снова скатывался на глазах Ерёмы.
И сколько бы ни просил Еремей собак, принести ему его вещи они не пытались. Утерев покрывшуюся инеем бороду, он по-звериному закричал, да так что бывалые псы поднялись с земли и насторожили уши.
— А! Мамочки, как холодно! Аааа!
Холод позволял думать Еремею быстро и решительно. Он понимал, что если не добыть тёплой одежды, то в любом случае он умрёт от переохлаждения. А выйдя на лёд, есть хоть какой-то, малый шанс, что быстрое передвижение не даст опоре под ногами затянуть его.
Еремей подошёл к самому краю берега, лёг на снег животом, по-солдатски подполз ко люду и разгрёб снег руками. Верхний слой льда выглядел как мелкая белая стружка, оставленная после бурения лунки, хорошо скованная морозом. Он аккуратно, дрожащий от холода и страха рукой потрогал поверхность, как и ожидалась, она была твёрдая. Тогда Еремей со всей силы надавил ладонью на лёд, никаких изменений не было.
— Интересно… — пробормотал академик себе под нос.
Научный интерес понемногу стал вытеснять из разума страх. Еремей поднялся на ноги и посмотрел на собак. Те спокойно лежали на снегу неподалёку.
«Ладно, если буду кричать, то подбегут», — подумал он.
Глубоко вздохнув, Еремей шагнул обеими ногами на лёд на расстояние буквально тридцати сантиметров от берега.
— Раз, два, три, четыре, пять, — считал академик, внимательно наблюдая за своими стопами. — Шесть….
Верхняя корка, как будто не тая, а расплавляясь, начала растекаться под шерстяными носками. Как только маленькие кристаллики белого льда стали расступаться под стопами мужчины, он тут же сорвался с места и одним прыжком добрался до берега.
— Ясненько… — сказал Ерёма в пустоту. — Барбосы! — крикнул он собакам, всё так же лежащем на снегу. — Если Я утону, передайте моей жене, что Я ошибся!
Отойдя немного назад для разгона, Еремей Иванович что было сил, побежал по льду в сторону своего тулупа. Как и в прошлый раз, стометровку он преодолел быстро. Остановившись у вещей, он начал громко, чтобы перекричать собственную панику считать вслух.
— РАЗ! ДВА! ТРИ! ЧЕТЫРЕ…
Подобрав тулуп и шапку, не дожидаясь шестой секунды, он помчался обратно к берегу. Добежав, Еремей упал на землю и громко рассмеялся, борясь с приступом сильнейшего кашля. Подойдя к рядом лежащему белому псу, он укрыл его и себя тулупом, чтобы быстрее нагреть нужную температуру внутри верхней одежды.
— Вот, видишь Белый, тулуп нам добыл, вот сейчас отдышусь и рюкзак с сумкой добуду.
Немного отогревшись, Еремей таким же способом вернул со льда рюкзак и сумку, в которой была собрана маленькая химическая лаборатория, для взятия первичных проб. Рисковать и пытаться выдернуть из ледяной хватки свои валенки Еремей не стал.
В рюкзаке в основном были личные вещи Еремея, сменная одежда, блокноты, книга и несколько справочников. Самым полезным, на тот момент в рюкзаке было только две банки паштета, и банка консервированной кильки. Во внутреннем кармане Еремей так же нашёл швейцарский нож с компасом, подаренный коллегами из Швейцарии. Из сумки с химической лабораторией академик достал две спиртовки и спички.
— Вот так вот братцы… — сказал он собакам, раздирая на листы справочник по метеорологии.
Порезав на куски часть брезента от сумки, Еремей примотал два плотных куска ткани к стопам тонкими шнурками, это должно было заменить подошву обуви. Наломав от мёртвого дерева горку мелких веток, он сложил их под большой сосной, по округе которой было не так много снега. В туже кучу к мелким веткам пошли оторванные листы справочника. Еремей поджёг обе спиртовки и, укрывая их от ветра, поставил под низ костра. Бумага быстро прогорела, а мелкие ветки дали только мутный белый дым.
— Нет, нет, нет… — зашептал Еремей, стараясь раздуть пламя на мокрой древесине. — Бляха-муха! Аааааа, чёрт!
Не одна из попыток разжечь стоящий костёр не увенчались успехом. Бумага быстро прогорала, не успевая высушить и поджечь дерево.
— Барбос! — обратился он к белому псу. Размышлять вслух, было для него сейчас единственной возможностью рассуждать здраво. — Мы ведь от Ванавара шли вверх да? Кажется на север… значит, село ниже будет, а где будет село, там и переправа. Я ведь прав, а Барбос?
«Искусство жить (с)нами» открывает нам новое учение, новую религию, которую никто не создавал, которая проявилась сама собой в наше время в сознании миллионов людей. Миру Накаяма, студент московского института психоанализа, знакомится с чудаком, поведение и мировоззрение которого выходят за рамки понимания Миру. Новый знакомый приводит главного героя в другой, истинный мир. И какими бы нереальными вам не казались сцены этой книги, помните, что почвой для них были реальные события.
Данная книга НЕ РЕКОМЕНДОВАНА для прочтения лицам ЖЕНСКОГО ПОЛА, по причине… возможно, разности восприятия прекрасного.Такая надпись красуется на сайте автора под публикацией этой книга. Так то, именно эта фраза меня заинтересовала больше всего как мужчину, ну и наверное ещё обложка со странной МонаЛизавидной девочкой. И после прочтения этой небольшой повести я скажу, что всё-таки это самая странная книга которую я читал за последние несколько лет. «Странная», это даже не плохая и не хорошая, а именно.
В начале 2007 года читатели «Газеты по-киевски» увидели первые выпуски целого цикла статей под общей рубрикой «Записки старого киевлянина». Их автор Владимир Заманский действительно стар и действительно киевлянин - из тех жителей столицы, кто с несколько неоправданной гордостью называют себя «настоящими» киевлянами. На самом деле предмета для гордости здесь нет, поскольку родиться в том или ином знаменитом городе - не наша заслуга и вообще никакая не заслуга, ибо это событие от нас абсолютно не зависело.Другое дело, что Киев и в самом деле знаменит и колоритен, равно как и его жители.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Александр Вяльцев — родился в 1962 году в Москве. Учился в Архитектурном институте. Печатался в “Знамени”, “Континенте”, “Независимой газете”, “Литературной газете”, “Юности”, “Огоньке” и других литературных изданиях. Живет в Москве.
Ольга КУЧКИНА — родилась и живет в Москве. Окончила факультет журналистики МГУ. Работает в “Комсомольской правде”. Как прозаик печаталась в журналах “Знамя”,“Континент”, “Сура”, альманахе “Чистые пруды”. Стихи публиковались в “Новом мире”,“Октябре”, “Знамени”, “Звезде”, “Арионе”, “Дружбе народов”; пьесы — в журналах “Театр” и “Современная драматургия”. Автор романа “Обмен веществ”, нескольких сборников прозы, двух книг стихов и сборника пьес.
Борис Евсеев — родился в 1951 г. в Херсоне. Учился в ГМПИ им. Гнесиных, на Высших литературных курсах. Автор поэтических книг “Сквозь восходящее пламя печали” (М., 1993), “Романс навыворот” (М., 1994) и “Шестикрыл” (Алма-Ата, 1995). Рассказы и повести печатались в журналах “Знамя”, “Континент”, “Москва”, “Согласие” и др. Живет в Подмосковье.