Сперонара - [52]

Это был тот, кто везде восстанавливал разрушенное и повсюду устанавливал мир. В юности, увлеченный чужим примером, он многих подвергнул проскрипциям, поступая так же, как Лепид и Антоний, но, войдя в возраст, приказал называть себя народным трибуном, а не императором, как величали его тогда республиканцы. Он любил буколики, георгики и идиллии, а также песни пастухов, состязания флейтистов и журчание ручьев. Словом, это был бог, даровавший миру покой. Катания ощутила на себе благодеяния этого спокойного царствования. Август возвел ее стены и вывел туда колонию, которая даже при Феодосии все еще оставалась одной из самых процветающих на Сицилии; однако после кончины Феодосия на Катанию вновь посыпались несчастья: греки, сарацины и норманны сменяли здесь друг друга и обращались с ней примерно так же, как в свое время Мессала, Веррес и Секст Помпей. Наконец, в довершение всех этих нескончаемых грабежей, землетрясение, случившееся в 1169 году, разрушило город, не оставив в нем ни единого дома; в этой катастрофе погибло пятнадцать тысяч его жителей. Когда подземные толчки прекратились, уцелевшие люди вернулись на развалины своих домов, подобно тому как птицы возвращаются в родные гнезда, и с помощью Вильгельма Доброго построили новый город. Но едва только он был возведен, как Генрих VI, находясь в дурном расположении духа, предал его огню, а его обитателей — мечу. К счастью, кое-кто из жителей Катании спасся. Те, кто ускользнул от отца, стали готовить заговор против сына. Фридрих Барбаросса придерживался правил своего достойного отца: он опять сжег город и снова предал горожан мечу. После Генриха и Фридриха хуже была только чума: она обрушилась на Катанию в 1348 году и истребила множество ее жителей. Город стал, наконец, приходить в себя после всех этих нескончаемых опустошавших его бедствий, как вдруг поток лавы длиной в десять льё и шириной в льё извергся из Монте Россо, добрался до Катании, попутно накрыв еще три деревни, и, уничтожив город до основания, понес его развалины дальше, засыпав ими порт.

Такова история Катании на протяжении двадцати шести столетий; тем не менее упорный город неизменно вновь вырастал на прежнем месте, всякий раз еще глубже пуская свои каменные корни в зыбкую коварную почву. Более того: Катания, как и Мессина, это один из самых богатых городов Сицилии.

Покончив с завтраком, мы тотчас же отправились гулять по городу. Наш чичероне повел нас прямо к двум площадям (я замечал, что все проводники, как правило, прежде всего показывают вам городские площади; я благодарен им за это, ведь стоит один раз увидеть эти площади, и вы навсегда избавляетесь от необходимости видеть их снова).

Площади Катании, как и все прочие площади на свете, это большие пустые пространства, окруженные домами; чем больше пространство, тем красивее площадь: это признано во всех странах мира. Одна из площадей Катании окружена безликими сооружениями. Я не знаю, как называются подобные строения: это не дома и не общественные здания; здесь утверждают, что это дворцы, — ну и ради Бога!

Другая площадь чуть более живописна, так как она отличается чуть более неправильной формой. Посреди площади возвышается мраморный фонтан, увенчанный фигурой слона из базальта, а на спине слона высится гранитный обелиск. Египетского ли происхождения этот обелиск, или нет? Вот серьезный вопрос, вызывающий споры у сицилийских археологов. Как бы там ни было, египетский он или нет, одно не вызывает сомнений: он украшал спину в античном цирке, раскопанном в 1820 году.

Именно на этой площади я спросил у нашего проводника, знаком ли он с г-ном Беллини-отцом. Услышав этот вопрос, чичероне живо обернулся и, указав мне на какого-то старика, проезжавшего мимо в небольшой коляске, запряженной одной лошадью, сказал:

— Смотрите, вот он как раз едет за город.

Я побежал к коляске и остановил ее, полагая, что человек, сообщающий отцу о его сыне, тем более о таком сыне, никогда не нарушает правил приличия. В самом деле, стоило мне вымолвить лишь слово, как старик взял меня за руки и осведомился, действительно ли я знаком с его сыном. Тогда я извлек из бумажника рекомендательное письмо, которое перед самым моим отъездом из Парижа вручил мне Беллини и которое было адресовано герцогине ди Нойя, и спросил, узнает ли он этот почерк. В ответ бедный отец выхватил письмо у меня из рук и расцеловал адрес на конверте; затем он повернулся ко мне и сказал:

— О! Вы не знаете, до чего мой сын добр ко мне! Мы небогатые люди, так вот, после каждого его успеха я получаю от него какой-нибудь подарок, и цель каждого такого подарка — доставить старику немного радости и благополучия. Если бы вы побывали у меня дома, я показал бы вам множество вещей, которые появились у меня благодаря его сыновней любви. Каждый из его успехов преодолевает моря и приумножает мой достаток. Вот эти часы были куплены после постановки "Нормы"; эта небольшая коляска и лошадь — часть прибыли от "Пуритан". В каждом из своих писем сын все время сообщает мне, что он приедет, но от Парижа до Катании так далеко, что я не верю этому обещанию и очень боюсь умереть, так и не повидав его снова. Вы-то сами его еще увидите?