Сперонара - [2]

— Хорошо! — сказал г-н Людорф. — Коль скоро вы предвидели ситуацию, в которой оказались, преодолевайте ее с помощью средств, которыми вы располагаете. Я же со своей стороны заявляю, что не поставлю визу в вашем паспорте. Что касается паспортов ваших спутников, то, поскольку у меня нет возражений против того, чтобы они отправлялись туда, куда им заблагорассудится, вот документы. Они в порядке, и ваши спутники могут ехать когда им будет угодно, но я вынужден повторить, что они уедут без вас.

— Нет ли у господина Людорфа каких-либо поручений в отношении Неаполя? — спросил я, вставая.

— А к чему это, сударь?

— К тому, что я взял бы их на себя с величайшим удовольствием.

— Но я же сказал, что вы никоим образом не можете туда ехать.

— Я буду там через три дня.

Я поклонился г-ну Людорфу и вышел, оставив его в изумлении от моей уверенности.

Нельзя было терять ни минуты, если я желал выполнить то, что пообещал. Я помчался к одному из учеников Римской школы, моему старому другу, с которым мы познакомились в мастерской г-на Летьера, а тот, в свою очередь, был старым другом моего отца.

— Дорогой Гишар, вы должны оказать мне услугу.

— Какую?

— Вам следует незамедлительно пойти к господину Энгру за разрешением отправиться путешествовать по Сицилии и Калабрии.

— Но, дражайший мой, я туда не собираюсь.

— Да, но зато я собираюсь, и, раз уж меня не хотят пускать туда под моим собственным именем, мне придется отправиться в путь под вашим.

— А! Понимаю. Это другое дело.

— С вашего позволения, вы отправитесь к нашему поверенному в делах и попросите у него паспорт. Следите внимательно за ходом моих мыслей. С паспортом нашего поверенного в делах вы пойдете за визой к неаполитанскому послу, и, располагая визой неаполитанского посла, я отправлюсь на Сицилию.

— Чудесно. И когда вам это нужно?

— Сейчас же.

— Я только сниму рабочую блузу и зайду в Академию.

— Ну а я пойду паковать вещи.

— Где вас можно будет найти?

— В гостинице Пастрини, на площади Испании.

— Я буду там через два часа.

В самом деле, два часа спустя Гишар явился в гостиницу, располагая паспортом, который был в полном порядке. Поскольку никто не позаботился о том, чтобы заранее представить Гишара г-ну Людорфу, дело прошло без всяких помех.

В тот же вечер я взял карету у Ангризани и через день был в Неаполе. Я выполнил обязательство, данное г-ну Людорфу, на тридцать шесть часов раньше назначенного срока. Как видите, ему не стоило жаловаться. Но оказаться в Неаполе — это было еще не все; в любую минуту меня могли здесь обнаружить. Я был знаком в Париже с одним очень известным субъектом, слывшим там маркизом и находившимся теперь в Неаполе, где он слыл доносчиком. Стоило бы мне встретиться с ним, и я бы пропал. Следовательно, необходимо было безотлагательно добраться до Палермо или Мессины.

Вот почему уже в день нашего прибытия в Неаполь мы с Жаденом помчались в порт, чтобы разыскать там пароход либо парусник, который мог бы доставить нас на Сицилию.

Во всех странах мира прибытие и отбытие пароходов происходят по расписанию: известно, в какой день они уходят и в какой день приходят. В Неаполе все не так. Один лишь капитан вправе судить здесь о своевременности своего плавания. Если положенное количество пассажиров набралось, он зажигает топку и приказывает звонить в колокол. Вплоть до этой минуты и капитан, и его судно отдыхают.

К несчастью, дело происходило 22 августа, и, поскольку никому не хотелось ехать жариться на Сицилию в тридцатиградусную жару, пассажиры не появлялись. Помощник капитана, случайно оказавшийся на борту, сказал нам, что, по всей вероятности, судно отправится в плавание не раньше чем через неделю, но добавил, что он не может ручаться за наш отъезд даже к этому сроку.

Мы стояли на Молу, досадуя на эту задержку, в то время как Милорд рыскал повсюду в поисках какой-нибудь кошки, которую можно было бы съесть, как вдруг подошел какой-то матрос с шапкой в руке и обратился к нам на сицилийском наречии. Сколь бы мало мы ни были знакомы с этим говором, он не настолько сильно отличался от итальянского языка, чтобы я не смог понять, что незнакомец предлагает доставить нас туда, куда мы пожелаем. Мы спросили у него, на чем он собирается нас везти, готовые отправиться в путь на чем угодно. Этот человек тут же повел нас за собой и, остановившись возле маяка, указал на неподвижно стоявшее на якоре шагах в пятидесяти от берега прелестное маленькое судно из разряда рыбачьих трехмачтовых баркасов, но столь мило окрашенное в зеленый и красный цвета, что мы сразу же прониклись к нему симпатией, которая явно отразилась на наших лицах, ибо матрос, не дожидаясь ответа, подал знак какой-то лодке приблизиться к нам, прыгнул в нее и протянул руку, чтобы помочь нам туда спуститься.

Наша сперонара, как называют подобный тип судов, отнюдь не проигрывала при ее рассмотрении, и, чем ближе подплывала наша лодка к судну, тем отчетливее видели мы его изящные формы и бросавшуюся в глаза яркость красок. Вследствие этого, еще не успев ступить на борт, мы уже почти приняли решение.

Там мы обнаружили капитана. Это был красивый молодой человек двадцати восьми—тридцати лет, с открытым и уверенным лицом. Он говорил по-итальянски немного лучше своего матроса. Так что нам удалось кое-как понять друг друга. Четверть часа спустя мы сторговались с ним за восемь дукатов в день. За восемь дукатов в день судно и его команда принадлежали нам душой и телом, сходнями и парусами. Мы могли держать его при себе сколько нам заблагорассудится, вести его туда, куда нам заблагорассудится, и расстаться с ним там, где нам заблагорассудится: мы были вольны в своих действиях, однако сперонара была нашей до тех пор, пока мы платили. И это было совершенно справедливо.