Специалист по исполнению желаний - [21]

Издали деревня напоминала неказистый детский рисунок: маленькие кособокие избушки, низенькие заборчики, едва видимые из-под сугробов и неожиданные рожицы подсолнухов, торчащих в огороде из-под снега. Зимние подсолнухи… Я и не думал, что увижу их здесь. На завалинке возле ближней избушки сидело несколько старых кикимор и внимательно наблюдало за мной.

— Доброго дня, — снимая зимний картуз, обратился я к ним. — Мне нужна сказительница Каракеш.

Четыре пары глаз молча изучали меня, пока одна из старушек не подняла руку и не указала направление. Да уж, молчаливее кикимор вряд ли можно найти существо. Они ведь и между собой так. Соберутся на завалинке, сядут рядом, да и промолчат целый вечер, щелкая семечки снежного подсолнуха. Каракеш, с которой я был шапочно знаком по одному делу, была приятным редким исключением. Она даже ездила с гастролями в составе фольклорного ансамбля, рассказывая со сцены сказки. Вернее, сказку. Одну-единственную. Очень короткую. Слов двадцать.

Сверившись ещё несколько раз с попавшимися мне навстречу местными жителями — одна молодка даже произнесла вслух слово «там»! Заигрывала, наверное — я, наконец, добрался до избушки сказочницы. Постучал, подождал полминуты и вошёл без приглашения — здесь не принято откликаться на стук. Им просто предупреждают о своём приходе. Сказочница меня узнала. Улыбнулась уголками губ и кивнула на деревянную лавку: присаживайся. Молчаливость — не такое уж плохое качество, когда тебе нужно что-то попросить. Не нужно объяснений, не нужно лишних слов, достаточно просто сформулировать просьбу.

— Мне нужна твоя помощь, Каракеш. — сказал я. — Где-то в лесу потерялся подросток и нужно его найти.

И присел на деревянную лавку. Найти в лесу потерявшегося человека только на первый взгляд сложно. Лес — не город, слухами земля полнится, а любая болтливая сорока разнесёт их по всей Ражневе за несколько часов. Кикиморы способны различать нюансы пения птиц и рычания зверей, понимать язык леса. В отличие от нас. Людям, увы, это не под силу — мы давно утратили эту способность. Может быть, оттого, что сами много болтаем?

Разговор оказался долгим. Если можно назвать разговором молчаливые раздумья у старинного самовара. Правда, сказочница была в ударе. За полдня я услышал от неё целых четыре предложения.

— Хорошо, — сказала она в ответ на мою просьбу.

— Садись к столу, — часа через два.

— С тобой пойдет Нея, — по окончании ужина.

И уж совсем неожиданным было пожелание «спокойной ночи».

Недаром Каракеш слывёт среди местных болтушкой. Кикиморы ведь даже рождаются молча. В отличие от всех других известных мне существ. А некоторые за свою жизнь вообще не произносят ни слова. Языка жестов и взглядов для них вполне достаточно. Вопросительный взгляд при встрече, кивок в ответ — всё у меня нормально, о чём ещё разговаривать?

— Доброе утро!

Проводница Нея, которую мне вчера пообещала Каракеш, была той самой кикиморой, с которой мы ехали на ковре-караване.

Нея тоже кивнула в ответ. Обменялась жестами со сказочницей и махнула мне рукой — пошли. Я благодарно поклонился Каракеш за гостеприимство и вышел вслед. И очень скоро пожалел, что не догадался выпросить у шефа казённый ковер. В отличие от леших, кикиморы совсем не пользуются в лесу транспортом. Идти по зимнему лесу было тяжело — это не тротуар улицы Греческих оракулов, вылизанный дворниками-гоблинами. Ноги проваливались в снег, ещё неглубокий, но уже через полкилометра я стал отставать. Нея останавливалась и терпеливо ждала меня. Куда мы идём? Спрашивать кикимору было бесполезно.

Мы остановились у небольшого источника, пробивавшегося через снег. Я наклонился и жадно выпил несколько глотков воды. Кикимора тронула меня за плечо: хватит, вредно. Затем приложила палец к губам и застыла, словно статуя, прислушиваясь к лесу. Через несколько мгновений послышался шум крыльев и на ветку сосны села большая жирная сорока. Она затрясла хвостом, переступая с лапы на лапу, и что-то торопливо застрекотала, словно печатная машинка, на которой в столице набирают газеты. Нея слушала её, не перебивая, затем улыбнулась и махнула мне рукой: идём.

— Какие новости? — решился спросить я.

И — о, чудо! — она мне ответила.

— Хорошие.

Исчерпывающая информация.

Как ни странно, идти стало легче. То ли я приспособился к ходьбе по заснеженному лесу, то ли вода из родника добавила сил — я слышал, такие в Ражневе встречаются — но теперь я почти не отставал от Неи. Где-то через час мы вышли к небольшому озерцу, покрытому тонкой корочкой льда. Нея предостерегающе подняла руку, и я становился. Кикимора легла на снег и приложила ухо к застывшему озеру. Затем ухмыльнулась, словно услышала что-то пикантное, села на корточки и тихонько постучала маленьким кулачком по льду. Некоторое время ничего не происходило, но затем посередине озерца лед затрещал, вспучился, проломился, и над белой гладью показалась голова озёрной русалки. Русалка была в возрасте, но еще молодилась, подкрашивала губы и накладывала лицо румяна. Видимо, водонепроницаемые.

— Чего надо-то? — недовольно спросила она, окидывая нас оценивающим взглядом.