Созидая на краю рая - [3]

Я прекрасно помню тот день — год назад — когда врачи поставили ему неутешительный диагноз — порок сердца. Я тогда подумала, что сплю или ослышалась. Мне казалось, что ничего подобного быть не может, и это просто ошибка. Но как оказалось, никакой ошибки не было. Лишь суровая правда.

Сейчас Энтони Мейсену четыре года. Он находится на интенсивном лечении перед операцией, которую мне обещали в июле.

Обещать-то обещали, но никто за «спасибо» ничего не сделает. Я борюсь из последних сил. Бьюсь, словно рыба, но толком ничего не выходит. Нет, я, конечно, зарабатываю кое-какие деньги, которыми гашу многочисленные кредиты и оплачиваю лечение, но этих денег не хватает. Лекарства дорожают, а моя надобность на многих фирмах снижается. Я слишком молода — вот какие оправдания предъявляются мне прямо в лицо.

Двадцать три года. Да, мне не сорок, и даже не пятьдесят, но мне нужны деньги. Не для себя, для ребёнка.

Впрочем, объяснять это работодателю бесполезно. Я даже не пробовала — не поможет. Жалость к таким как я в американском общества испарилась с десяток, а то и больше, лет назад. Все твердят одно: «Не можешь прокормить, нечего было рожать! Куда смотрела? Вот теперь сиди и нянчись с ребёнком. А если не можешь, отдавай на усыновление».

Но я ведь могу! Я могу и прокормить его, и одеть. Я готова сделать всё что угодно, стать тем, кто ему нужен. И мамой, и сестрой, и подругой. Я готова на всё ради него. Но здоровье я не могу приобрести ему, словно игрушку в магазине.

Раньше я мало думала о смерти, мало думала о том, что может произойти, когда человек умрёт. Наивно считала, что со мной и с тем, кого я люблю, такого не случится, и всё это просто выдумки. Будто бы умереть по-настоящему нельзя. Будто бы человек сразу перерождается. Вселяется в другое тело. Умирает тело, а душа жива. Будто бы в смерти нет ничего страшного…

Прав был мой отец, который на эти мои фразы отвечал: «Ну-ну, Беллз, не говори ерунды. Появятся дети, вот тогда ты узнаешь, что значит жизнь, и как она прекрасна, и как ужасна смерть».

Сейчас, в эти дни, я всё чаще думаю об отце, покинувшем меня за два года до рождения Энтони. В тусклый декабрьский вечер его сбила машина около магазина со сладостями. В тот день, когда он покупал цветы на могилу матери.

Сколько же я тогда пролила слёз, сколько убивалась…

Но время шло, и я поняла, что нужно жить дальше. Я нашла работу, закончила школу, а потом… потом я влюбилась.

Кратковременный роман закончился нежданной беременностью. Я позвонила своему горе-любовнику и сообщила, что жду ребёнка. Он как-то неоднозначно ответил мне по телефону, а на следующий день примчался, дрожащими руками всовывая мне в ладонь скомканные двадцатки и мямля:

— Это на аборт. Сдачу оставь себе.

Помню, я тогда расплакалась, высказала ему всё, что думаю и, кинув деньги в окно, приказала ему убираться прочь. Я никогда не отказалась бы от ребёнка. И пусть неудачные роды моей матери пугали меня сначала, потом, спустя пару месяцев, когда малыш начал шевелиться, я ощутила, какое это чудо. Чудо прямо под сердцем. И перестала бояться.

И всё же, я перестраховалась. Взяла все свои скудные сбережения и документы, и на пятом месяце отправилась в банк, оформлять вклад. Меня приняли, всё объяснили и оформили. Так, я обеспечила ребёнку будущее.

Но этого было недостаточно. Работники банка не взяли бы моего малыша к себе, если бы я скончалась. Поэтому я поговорила с милой женщиной средних лет по имени Жизель, обещающей мне, в случае моей кончины, найти ребёнку семью. Она долго убеждала меня, что всё будет хорошо, но, в конце концов, согласилась. Скорее для моего спокойствия, чем от собственной веры.

Впоследствии, уже в роддоме, я узнала, что всё прошло хорошо, и что я родила мальчика. Имя для сына я нашла, заглянув в его маленькие голубые глазки. Я поняла, что это Энтони. Никто иной, только он. Не знаю, было ли это послание свыше, или просто какая-то случайность, но именно так мой ребёнок обрёл имя.

— Белла, вам уже пора? — сочувствующий голос над ухом выдергивает меня из воспоминаний, и я поднимаю голову, смотря на пришедшего. Это доктор. Его зовут Джеймс Маслоу. Он занимается лечением моего сына, ведёт его медицинскую карту.

— Что-то случилось?

— Уделите мне минуточку, если вас это не затруднит, — мягко улыбаясь, Джеймс кивает на стоящие у стены металлические стулья, и я, вытирая скупые слёзы, кое-как добираюсь до них. Сажусь и тихо всхлипываю. Доктор будто бы ждёт чего-то, задумчиво разглядывая белую дверь палаты моего ребёнка.

— О чём вы хотели поговорить? — первой нарушаю тишину я, зная, что могу в любой момент рассыпаться на части. Я ненавижу уходить от Тони. Даже на минуту, даже на час. А теперь — как и в любой другой день — я не увижу его на протяжении двенадцати часов, восемь из которых буду работать в том ночном баре, куда меня приняли. Бар престижный, в центре города, с уймой богатеньких посетителей. Но они, напиваясь, вытворяют вещи, которые неподвластны здравому человеческому разуму. Поэтому, такая работа меня напрягает. Но делать нечего. Там платят, и хорошо платят. Я работаю каждую ночь, без выходных и перерывов. Меня ценят. Меня не хотят терять. Тут уж моя молодость играет на руку — клиенты заглядываются на меня, оставляют щедрые чаевые и плотоядно улыбаются, облизывая губы, глядя на мою одежду, скрывающую стройное тело. Я не считаю себя слишком красивой, но, видимо, для них молодость не только красота. Сначала они смотрят не в твои глаза, а на твою грудь или джинсы. Им намного интереснее то, какова ты в постели, чем то, какие у тебя проблемы. У этих людей нет проблем. Все их проблемы в том, как заработать ещё пару миллионов евро. Многие из них женаты, но их жёны так увлечены собой, что, кажется, о верности своих мужей и не пекутся вовсе.