Сотвори себя - [86]

Полураскрыл отекшие веки и не поверил своим глазам: перед ним стояла Вероника, Мечака-богатея дочь.

— Вы, мародеры, чуть не задушили нашего батрака. Уничтожить физически человека — раз плюнуть. Труднее повернуть его на свою сторону. Вот этому искусству нужно учить да учить вас, тупицы! Мигом несите воду! — Девушка присела и начала растирать ладонями Вавилону затекшие руки и ноги.

— Вот, ясновельможная, ведерко лекарства. Давайте, я лишь на него вылью — в два счета вскочит.

— Без тебя знаю, что делать! — Вероника вырвала из рук солдата ведро и поставила перед собой. Выдернула из-за пояса прозрачную кисею носового платка, намочила его и приложила к вискам Вавилона. Потом протерла все в кровоподтеках лицо.

«Неужто она меня не узнала? — думал Вавилон. — А может, и в самом деле нет. А когда смекнет, кто я, сама застрелит. Ведь хорошую половину Мечакового добра я с мужиками испепелил. Теперь вот так по-глупому угодил в ее лапы». Закрыл глаза, старался не дышать — может, уйдет, а тогда уж он будет соображать, как выскользнуть отсюда.

Вавилон затаил дыхание. Вероника испуганно присела перед ним на корточки. Долго еще прикладывала мокрый холодный платочек к вискам. А когда надоело, нервно дернулась, подняла ведро, и ледяной водопад хлынул на Вавилона. Зафыркал, невольно вскочил на ноги и окрысился на Веронику:

— Что, что вам нужно от меня, ваша светлость?

— Ну, ну, Вавилон… Я тебя сразу узнала. Не сердись, ничего плохого я тебе не сделаю… — Одетая в белое длинное платье, с протянутыми длинными руками, она словно летела к нему. Большие черные глаза притворно улыбались.

«Узнала, тигрица… Наверное, перед тем как слопать, хочет поиграть мной, как кошка мышью… Он рванулся к выходу, но там неподвижно стояла стража.

— Мы знаем — ты не по своей воле участвовал в поджоге… Кто-то подстрекнул тебя на это злодеяние. Так ведь, признайся? Не будем об этом вспоминать, просто живи у нас — и все. Правда, вначале будешь под надзором часовых, они ведь тебя взяли в плен. Мы тебя вызволяем, так ты нас не подведи…

Вавилон все соображал: к чему клонит эта начитанная панночка, что удрала из петербургского водоворота в отцовскую глухомань, где рассчитывала найти уют и покой?

— Я велю сейчас же перевести тебя в комнату… Окна растворяются в сад, обстановка. В общем, живи и набирайся сил. — Придерживая двумя пальчиками белое накрахмаленное платье, чтобы не наступить на него ногой, Вероника вышла из полутемного чулана.

— Ну что ты затеяла? — возмущалась ее мать. — Да он же так провоняет наши комнаты своим мужицким потом, что этого смрада не выведешь никакими духами.

— Маменька, и ты, папа, понимаете, я проведу над этим мужиком эксперимент… Я постараюсь, так сказать, завербовать его, отнять его у революции. Кое-что в обработке таких умов я понимаю. Эта гнида сторицей заплатит за то, что выжгла у нас. — Ее напряженное продолговатое лицо в молитвенном экстазе замерло перед иконами.

— Хо-хо-хо! — Подбив пальцами на переносице пенсне, отец отложил газету. — Вероника, так ты и нам открой свой секрет, как же это ты будешь поворачивать мужицкий разум на наши рельсы?

— Правда, поведай, каким образом ты надеешься перелицовывать закоренелых революционеров? — заинтересовалась и мать.

— Перелицовывать… Если бы это было так легко… Распорол, перекроил, перешил — и вылетай. Тут психология и еще раз психология. Вот, к примеру, этот шаромыжник Вавилон. Он отродясь не спал на белой свежевыглаженной простыне. Так вот, на тебе, дурак, мягкую постель, спи на ней, валяйся, как кот. Он никогда не пробовал то, что мы отныне будем подавать ему на стол. В конце концов этот мужик со дня рождения и поныне не плескался в ванной… Эти атрибуты быта составят первый этап моего эксперимента… Если человек катается как сыр в масле, ему лень думать о какой-то там борьбе за благо порабощенного народа.

— Держу пари, у тебя ничего не выйдет с этим шаромыжником. Ему революция вскружила голову, сбила его с толку… Мужику подавай деньги, тогда он и отца родного продаст. А так, за одну лишь еду…

Вероника фыркнула и сама понесла обед пленнику.

— Как ты тут, Вавилон, не голодаешь?

— Все ваши блюда отдал бы за миску нашего украинского борща! — отрубил Вавилон.

Вероника даже попятилась.

— Какой же ты неблагодарный… Я, мама и папа — все сбились с ног, чтобы угодить тебе, а ты…

— Вы меня поставили на откорм, что ли? Зачем? А где-то люди голодают…

— У человека век короткий, на том свете не дадут того, что есть на этом. Скажи, разве неправду я говорю?

— Про тот свет не знаю. А на этом все должны быть счастливы. Вот для этого и революцию начали.

— Счастье для всех — значит, ни для кого… Если бы ты, Вавилон, хоть немного был грамотным, ты бы понял эту простую истину. Тяжело с тобой говорить. Победит ли революция или нет, а жизнь дается раз — пей, кути, с женщинами веселись. А ты еще и не испытал этих земных благ…

— Или расстреляйте меня, или отпустите! — бросил коротко Вавилон.

— Для мужичья одна приманка — деньги. Я тебе говорил и буду говорить. Хочешь — рискнем… — предложил дочери Мечак.

…Вероника взяла три пачки ассигнаций, принесенных отцом, прикрыла их кружевной салфеткой, прижала к подбородку.