Сотвори себя - [27]

— Заготавливал в лесу дрова и… Поплатился здоровьем за свою неосмотрительность, — бормотал сквозь слезы Жгура.

— Впервые в жизни встречаю такого молодца, который берет с собой в лес вату, бинт, йод, — съязвила врач, намекая на что-то греховное.

— Ветеринар я… Ношу все необходимое с собой, — нагло солгал Григорий. — Я из пришельцев. Овец гнал за Волгу да и бросил якорь на время в деревеньке вашей.

— Для такого здоровяка это ранение — пустяк, легкая царапина. — Искусно забинтовав пятерню, врач положила Жгуру на кушетку передохнуть.

Немного придя в себя, Григорий пробрался тайком в лес, чтобы замести следы…

Оцепенело стоял над торчащим в старом пне топором.

И вдруг услышал знакомый лай собаки. От неожиданности вздрогнул. Повернул голову и увидел своего Рябка. Удивился. Мгновенье — и пес, радостно повизгивая, уже ластился у его ног…

Лишь на десятый день приплелся Григорий домой с Рябком. Шура выскочила из избы во двор и не узнала своего мужа.

Бескровное, измятое, сникшее лицо… В глазах — одна лишь зола от прежнего огня. Правая рука забинтована и подвешена на платке.

— Гришутка! Дорогой, что случилось? Господи, расскажи, расскажи, не мучь меня!..

— Пустяки. Там одни бабы в деревне. Попросили меня соломорезку починить. А я в ней сам ровным счетом ничего не смыслю. Начал копаться в ножах, а лошади дернули… И как не было пальцев…

— Что же теперь будет? Как же ты так неосторожно? — запричитала Шура.

Подошли к отчиму и мальчики, сочувственно склонили перед ним головы: впервые им стало жаль его.

— Славные мои! Мы так легко смерти не поддадимся. Правда? — Левой рукой потрепал давно не стриженные волосы.

Детские лица от прикосновения мужской руки радостно засияли.

Шура, всхлипывая, произнесла:

— Гриша, заходи в избу… Чего же мы стоим посреди двора как чужие? Ты ведь голодный…

— Ребята, накормите Рябка. Толковейшая собака. И под землей меня разыскала.

Растерялась Шура: неожиданным теплом дохнуло от его слов, таких простых, непринужденных: «Ребята, накормите Рябка…» И доброжелательные слова, и радушное выражение лица, и сердечный взгляд его когда-то колючих глаз — все стало новым, непривычным. Жена и побаивалась этой резкой перемены в обращении и молилась в душе богу, чтобы муж остался таким навсегда. Правда, характер у него крутой. Под горячую руку может кулаком под бок тумака дать — и за месяц не очухаешься. Ранение, может, смягчит характер…

— Давайте, молодцы, я вас хоть левой постригу, — предложил Григорий на следующий день и добавил шутя: — Я ведь овечий парикмахер…

По избе покатился смех.

Затянулись, зажили раны. Снял Григорий надоевшую повязку.

Тем временем фронт покатился к Днепру, затем достиг предвоенных границ. Внимательно следил Григорий за событиями. Как «Отче наш», повторял про себя сочиненную версию своей судьбы: «В тылу хлеб сеял, землю пахал, мясо посылал на фронт… Вот видите, чуть не всю руку отхватило соломорезкой…»

Часто жене пересказывал эту выдумку, тренировался, чтобы потом не завраться, не перепутать грешное с праведным.

Усложнялось дело с сумасшедшей Шурой. Прилипла, глупенькая, к нему, уверовала, что он у ее юбки и умирать будет. А его магнитом тянуло в родные края, к матери. Он во сне и наяву грезил Крутояровкой. Тайно мечтал о собственной хате-светлице, о красивой украинке, что станет его законной женой и родит кровного ребенка.

Не отваживался откровенно поговорить с Шурой. Повиснет у него на шее, и не оторвешь, не оттолкнешь ее от себя. А плача, а крика, а стонов будет! Один выход — удрать. Все оставить и исчезнуть, провалиться сквозь землю. Заберет он лишь чемодан с деньгами, закопанный там, в бабкином погребе.

В дождливую ночь, когда вода смывает следы, когда, казалось, и Рябко не вынюхает, не найдет хозяина, выскользнул из избы в темень и стремглав помчался прочь, убегал, будто из тюрьмы на свободу.

Забарабанил в окно сонной бабке, ворвался в погреб, отрыл чемодан, набитый деньгами, сгреб его и очертя голову полетел на железнодорожную станцию. Скорее, скорее. На любой поезд, что идет на запад.

И вот на тебе, письмо от Шуры. Нашла-таки, чума ходячая. Был осмотрительным. Однако разыскала из дальней своей дали в Крутояровке. Может, через милицию подавала на розыск? Такая ни перед чем не остановится.

Боялся этого письма, как бомбы. Носил в кармане, не в силах распечатать. От Лиды с ним прятался, таился. Ведь никогда не признавался, что был уже женат… Да и старался не вспоминать о том времени. С кем не случается… Надо было выжить и приспособиться…

Спрятался в сарай. Дрожащими руками разорвал конверт, и мелкие корявые буквы зарябили в глазах. Пробежал взглядом написанное раз, второй, третий. И только потом стал вчитываться внимательнее.

«Я знала, что ты удерешь… Я предчувствовала, что ты изменишь мне… Но как ты мог изменить верному Рябку? И пес тебе за это, шалопай, жестоко отомстил. Но об этом узнаешь позже. Пишу тебе с одной целью: срочно пришли мне свое согласие на развод. Хочу как можно скорее откреститься от тебя, подлый. У меня ведь два славных сына! Не желаю, чтобы на них пала твоя черная тень…»

Из всего вычитанного Жгуру больше всего, поразило: «И пес тебе за это, шалопай, жестоко отомстил…» Что, шантажирует, чума ходячая?