Сотвори себя - [132]

Молодая учительница, ничего не знавшая об их взаимной отчужденности, взяла обоих за плечи и посадила за первую парту.

Одна парта, хочешь не хочешь, невидимо соединяла их сердца. Год за годом вместе, плечом к плечу, локоть к локтю. И в памяти Захарки время постепенно стирало обиду.

И все же парта одна, а характеры разные.

Вдумчивый, неторопливый, десять раз отмерит, прежде чем один раз отрежет — таким рос Захарка. Настойчив, а в работе беспощаден к себе и другим. Все ему казалось, что природа отмерила человеку непростительно мало времени, чтобы сделать что-то дельное в этой жизни. Поэтому был жаден к учебе, не по-детски серьезен и собран.

У Вениамина совсем иной характер: он был нетерпелив в своих желаниях. Ко всему шел легко, напрямик, ни в чем не утруждая себя.

Однажды летом Вениамин подлизался к колхозному бригадиру, и тот вместо больного учетчика взял его к себе временно в помощники. Он немедленно облюбовал себе на конюшне вороного, в «белых чулках», коня. Ошалело носился на нем по улицам села — только черные комья земли разлетались из-под копыт — созывал людей на работу:

— Что это ты, Катрюха, до сих пор возишься с опарой? Скоро солнце вкатится прямо в квашню, а ты все вымешиваешь тесто. Кончай! Айда сено убирать! — дергал за повод откормленного скакуна, а тот осатанело становился на дыбы, пугая молодку.

— Тю на тебя! Не дурачься, — отшатнулась женщина.

Захар стоял в тени деревьев, рвал в чугунок вишню на вареники и наблюдал эту сцену.

— Пойми, — умоляюще смотрела на учетчика женщина. — У меня же дети голодные, без хлеба. Муж мой, сам знаешь, уже десятый день в степи. Только брешете, что детские ясли откроете, — Екатерина со свойственной женщинам прямотой выложила все, что накипело у нее на душе.

Блестящие хромовые голенища взметнулись над гибкой спиной коня. Вениамин пружинисто спрыгнул на землю. Привязал повод к забору, а сам бросился к колодцу, будто его мучила жажда.

«Ну, если хоть пальцем тронешь без вины виноватую женщину, я тебе шею сверну, нахал», — подумал Захар и готов был тут же перепрыгнуть через высокий плетень.

Екатерина спокойно домешивала тесто и лишь передернула плечом, дескать, попей, попей холодной воды, дурачок, быстрее остынешь. Она заглянула в печь: пышет жаром. В самый раз хлеб сажать…

— Не могла вчера вечером напечь? — бубнил, как старая бабка, Вениамин, подойдя к колодцу. Опустил ведро в сруб. Оно, позвякивая, понеслось вниз, плюхнулось, наполнилось доверху водой.

С полной посудиной Вениамин подбежал к печи, неуклюже нагнулся, присел на корточки и с разгона плеснул воду на красные петухи огня.

Печь в тот же миг пахнула клубами шипящего пара. Веня, едва успев отскочить, направился к лошади.

Но тут перед ним как из-под земли вырос Захар.

— Что же ты наделал? — он крепко схватил его за грудки. — Так тебе, паршивец, детский хлеб поперек горла стал? — приподнял над землей оторопевшего Вениамина и со всей силы оттолкнул его от себя. Тот вскочил на ноги и ринулся было в драку, но Захар устремился к коню, вцепился в гриву, вмиг вскарабкался на его дрожащую спину.

Растрепанный, с разорванной на груди рубашкой, с перекошенным от злости лицом, Вениамин прохрипел:

— Ах ты ж, куриный доктор! Значит, нашел случай отомстить? — Он резко протянул руку к поводку.

— Не подходи, раздавлю! — Захар поднял лошадь на дыбы.

Из дворов начали выглядывать люди:

— Накиньте узду на Веню-дурачка!

— В крапиву его без штанов, чтобы пришел в себя!

— На горячую голову нужен холодный ремень!

Белоногий вынес Захара на дорогу.

— Отдай моего коня! Он закреплен за мной! Верни назад! — бежал за Захаром и сквозь слезы канючил Веня…

С тех пор в его сердце вселилась неистребимая жажда мести.

Вместе прошли десятилетку, вместе поступили и окончили медицинский институт, вместе пробились в аспирантуру к профессору Молодану, оба ушли одновременно на фронт…

Но Лускань не простил, оказывается, той обиды и терпеливо выжидал крутого поворота или удобного случая в жизни, чтобы расквитаться с Захаром.

ГОРЬКАЯ ВСТРЕЧА

Время — самый мудрый судья. Только оно испытывает души на верность. В народе так и молвится: время покажет. Незаметно бегут минуты, часы, месяцы, годы. Время! Оно беспощадно разлучает людей, а потом по каким-то непостижимым законам бытия сводит их опять.

Так произошло и у Захара с Вениамином. Они встретились в просторном институтском сквере. Испытующе смотрели друг другу в глаза, еще не до конца осознавая значительность этой встречи.

Опаленная огнем правая щека Кочубенко побагровела. Губы крепко сжались. Презрительно улыбались черные насмешливые глаза.

Лускань от столь неожиданной встречи невольно вскрикнул и стал пятиться назад. Забормотал невнятно:

— Заха… Захар? Ты? Я знал, что ты…

Потом, немного придя в себя, уже спокойнее заговорил:

— Да… Здорово, что ты вернулся! Просто не верится Ведь столько лет прошло! Думал я, что ты пропал без вести после того боя… А ты, оказывается, выжил, Захар? Почему же ты не отзывался, ничего не сообщал о себе? Где ты пропадал? Дай же я прижму тебя к груди, дружище!

— Я не Иисус, чтобы меня Иуда обнимал!

Лицо Лусканя как-то сразу посерело.