Сотвори себя - [131]

— Ма, а где наш керосин?

— Коптилка на окошке, в хате. Возьми ее и с фитиля накапай. А потом подорожник приложишь и завяжешь крепко, — учила мать, а у самой перед глазами стояла неуемная Лусканиха.

Они, ровесницы, невестились вместе, даже дружили. Но судьба разъединила их. Мотря вынашивала в душе тайную мысль: выйти замуж только за состоятельного крестьянина. Осточертело ей давиться ячневой кашей да постной картошкой, да уж очень жалили ее нежное девичье тело шершавые суровые рубашки.

Однажды Мотря, как на исповеди, призналась ей, подруге:

— Бедному парню не отдам свою молодость, пусть он будет раскрасавцем. В старых девах останусь, а из лохмотьев в лохмотья не пойду…

— Для меня любовь — превыше всего. Пусть он будет в одних портках с заплатами да в рубашке, взятой в долг, и тогда выйду за него замуж, лишь бы по душе мне был, — ответила Мария. — А все остальное наживется, Любовь — вот главное богатство человека.

Мотря презрительно поджала губы:

— Бедность и нужда возьмут за горло твою любовь… Немил станет тебе и твой возлюбленный.

И добилась своего: вышла замуж за неказистого, прыщеватого, но именитого, почтенного Вениамина Лусканя.

Мария же полюбила высокого, статного, но бедного Захара Кочубенко.

Совпало так, что и Мария, и Мотря, не сговариваясь, в один и тот же день сыграли свадьбы: бедняцкую и кулацкую…

Началась революция. Захар ушел с красными и не возвратился домой к Марусе, которая родила сына… Сообщили побратимы, что пал в бою с Петлюрой.

Вениамин долго скрывался, отсиживался дома на чердаке, пока не сбежал к белякам и как в воду канул… Только спустя несколько лет после гражданской Мотря узнала, что муж ее застрелился, попав в плен к буденновцам.

Переехала она с дитем в свою пустую, оставшуюся от умерших родителей хату, которая без присмотра вросла в землю, перекосилась. И затаила на всех лютую ненависть. Общалась с Марией «через дорогу», но уже никогда, как бывало раньше, до замужества, не дружила с ней. Стала угрюмой, замкнутой. Украдкой пошла к попу, окрестила сына Вениамином, вкладывая в это имя свое, заветное, на что-то еще надеясь, чего-то выжидая.

Мария своего мальчика, как две капли воды похожего на Захара, тоже нарекла отцовским именем. В память убитого мужа. Ей хотелось, чтобы короткая жизнь ее любимого продолжалась в сынишке — извечное желание добрых жен.

Так и подрастали Захарка и Вениамин.

Вениамин, как песок воду, жадно впитывал материнские нравоучения, и, судя по всему, эти наставления не проходили даром.

Мария часто рассказывала сыну выдуманную ею героическую легенду о смерти отца. Старалась привить ему человечность, честность, учила смелости.

Жили Мария с Мотрей рядом, по соседству, не ругаясь, мирно, тихо, но за этими внешними отношениями таилась плохо скрываемая неприязнь друг к другу.

Больше двух месяцев Захарка выхаживал Рябушку: перевязывал изуродованную ногу, кормил, поил, выносил на прогулку.

Удивлялась мать: и откуда у него столько упорства, терпения?

Как-то Вениамин, высунувшись из-за плетня, начал дразнить Захарку куриным доктором.

А под вечер как ни в чем не бывало приплелся к Захарке поиграть в мяч.

— Ты зачем на нашем огороде ловишь кузнечиков и кормишь свою паршивую курицу? — не выдержав, снова задрался он.

Захарка поглаживал Рябушку. Она послушно протянула к нему клюв, прицеливаясь к сломанной пуговице, болтавшейся на тонкой нитке.

— Вот тебе за куриного доктора! — и Захарка отвесил пацану оплеуху. — А еще получай и за кузнечиков в вашем огороде, — дернул его за патлы, да так сильно, что тот завизжал…

Щеки Вениамина налились кровью, но он не заплакал, только присел, скривив губы.

Захарка, увидев, что перегнул палку, испугался и отскочил в сторону, спрятался за толстый ствол клена.

А Веня уставился на Рябушку, спокойно сидевшую на зеленой траве, потом лихорадочно подфутболил ее ногой и, схватив за больную ногу, пустился наутек.

Захарка ринулся за ним в погоню.

Поняв, что не убежать, Веня размахнулся и бросил курицу за плетень в крапиву. А окровавленная нога… осталась в его беспощадной руке…

— Получай плату за пощечину, куриный доктор! — швырнул он прямо в лицо Захарке ногу курицы и что есть силы помчался навстречу матери, несшей от речки на коромысле воду.

Упал Захарка в пыль посреди дороги и заорал во весь голос, не в силах превозмочь свое детское горе.

Встревоженной птицей прилетела Захаркина мать. Подхватила на руки сынишку, фартуком вытерла его заплаканное лицо.

В тот день Захаркина чувствительная душа затаила жгучую обиду: дети острее, чем взрослые, воспринимают ее, хотя от природы наделены всепрощением.

С тех пор часто — во сне и наяву — всплывали перед взором Захарки растопыренные, липкие от арбуза, хищные пальцы Вениаминчика. Рассказал о снах матери, и она предостерегла: «Время от злобы излечит. Только ты, Захарка, не вздумай мстить. Обходи стороной подлого человека. Он в тебя камешком, а ты в него хлебушком. Те, кто узнал боль и унижения в детстве, повзрослев, не причинят никому зла».

Но судьбе было угодно, чтобы Захарка и Вениамин шли в жизнь рядом, рука об руку. Выбегали тропинки, как ручейки, из дворов, вливались в большую дорогу жизни.