Сотворение мира - [49]

— Поранил ноги Я об лед,

Но говорю Я вам:

Никто на свете не умрет,

Коль верит в это сам.

О, дайте водки мне глоток,

Брусникой закусить

Моченой!.. Омуля кусок —

И нечего просить.

Согреюсь, на сетях усну.

Горячий сон сойдет.

И по волнам свой вспомяну

Непобедимый ход.

Так на вселенском холоду,

В виду угрюмых скал,

Я твердо верил, что пройду,

И шел, и ликовал!

И кедр, как бы митрополит

Сверкающий, гудел!..

И рек Андрей:

— Спаситель спит.

О, тише, тише… Пусть поспит…

Он сделал, что хотел.

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА

Дождь сечет и сечет эту осень —

Как ей больно, да терпит она…

Глина мокрая, резкая просинь,

И земля под ногой солона.

Дорогие, давно ль вас отпели?

Под ветрами ль погост над рекой?

Вы в Раю — или живы доселе,

Слепоту прикрывая рукой?..

Сени темные шепот наполнил.

Как огарки трещат и чадят…

Он старух горбоносых не помнит,

Большелобых не помнит ребят.

Где ты, отче?..

Прости, если можешб!..

Я по страшному свету бродил.

Я работал — до пота и дрожи.

Я отверженных женщин любил.

Я забыл этот дом над рекою,

Я забыл свою старую мать…

О, коснись меня слабой рукою,

Коль не можешь крепко обнять!..

И старик закачался осиной,

Взял в ладони, от радости слеп,

Щеки грязные блудного сына —

Ради милости поданный хлеб.

И вдыхал до конца его запах,

Вбок пустыми глазами кося,

И стоял на коленях и плакал

Пацаненок, прощенья прося.

ВОСКРЕШЕНИЕ ЛАЗАРЯ

Он вдохнул у порога

Слезный вопленый гул —

И с накидки убогой

Снега отряхнул.

И прошел во жилище,

Где пахло кутьей,

Человей — над пищей —

Дух носился, живой.

Марфа — бух на колени!

Жмется мокрой щекой:

— О, вонми же моленьям,

Пронзись нашей тоской!

Брата бедное тело,

Все живое насквозь —

Умирать не хотело,

Да вот, видно, пришлось!..

А Мария не стонет,

Входит в кухню — босой,

Только голову клонит

Да с чугунной косой,

Только тьму прожигает

Да лучинами глаз:

Люди все умирают —

Вот и весь земной сказ!..

— Что вы, Марфа, Мария?..

О, не плачьте, прошу…

Сквозь бураны косые

Я его воскрешу.

Сколько дней он во гробе —

Знать зачем это мне?

Мы стопами — в сугробе,

Мы душою — в огне.

И пошли на кладбище.

И во ржавых снегах

Вышел Лазарь к ним в нищих,

В золотых пеленах.

Марфа руки прижала

Ко кричащему рту!

А Мария дрожала,

Смотря в пустоту.

А Христос улыбался —

Пальцы вроде свечей!

Свет над Ним воздымался:

Копья синих лучей,

Золотые разводы,

Стрелы и веера…

Смерть — да это же — рода:

Вместо завтра — вчера…

И внезапно покрылся

Испариной лоб…

И Христос опустился

На колени в сугроб,

И Мария и Марфа

Метнулись: помочь!..

И фонарное масло

Плыло в горькую ночь.

ПРЕОБРАЖЕНИЕ ПЕРВОЕ

Лес этот сирый, подлесок осиновый,

Кровью — по насту — горит краснотал…

Господи, Господи, я еще сильная:

Сколь умирала — никто не считал.

Лес кружевной да подлесок чахоточный…

Синие мартовские небеса!

Господи, как в этом мире нам холодно:

Пламя объятия — на полчаса…

Слезы отру мокрой варежкой, думаю:

Сколь в этом мире недобрых людей!

Лица тяжелые, лица угрюмые,

Лица — обвалом толпы площадей…

Лица, проклятья — заклятьем орущие…

Лица, плюющие — в лики любви…

Плача, бреду я осиновой кущею:

И краснотал здесь возрос на крови.

Господи, люди! Сколь грызться вы будете?!

Сколь суждено вам друг друга пытать?!

Только детей ваших к сердцу пригрудите —

Дуло к лопатке ребячьей — опять?!

Господи, Господи, — в вознаграждение

Бедной любви материнской моей —

Дай мне увидеть Ты Преображение:

Да не Твое, а недобрых людей!

Пусть с них спадут эти шкуры лохматые.

Выпадут хищные наземь клыки.

Пусть позабудут те крики проклятые,

Что расширяли воронкой зрачки!

Мать дочерей пусть обнимет оболганных.

Братья, избиты, обнимутся пусть!..

…Чахлый лесок над сапфировой волгою,

Слез моих нищих истертая грусть…

Только прошел над лесными палатами

Ветер горячий! И своды небес

Так распахнулись руками распятыми,

Что от любви к небу выгнулся лес!

Солнце парчой загорелось меж тучами!

И между серых шерстистых рогож

Встал Человек со крылами блискучими!

Еле уняв первобытную дрожь,

Я запрокинула голую голову

К небу холодному, к жару огня:

Вот она — яркая, праздником, гордая,

Вот та Любовь, что — одна у меня!

Я на Земле так любила и ближнего,

И о далеком — так слезы лила:

Вся-то Любовь — в синей тверди Всевышнего

Два ослепительно чистых крыла!

Нас изругают — крыла раздвигаются…

Мы убиваем — крыла-то горят!..

К нам, подзаборным, собаки сбегаются —

Перья златые нам в лица летят…

Как бы друг друга мы в мире ни мучили,

Как бы ни били родню по щекам —

Над буреломом, меж дикими тучами,

Вольно парить лученосным крылам!

Над подворотными, ранами рваными,

Над гололедом под пьяной пятой

Вечно летает

Любовь упованная:

Синяя риза, венец золотой!

И я в леске, во подлеске осиновом

Господа зрю в небесах над рекой —

И замираю, счастливая, сильная,

Да над своей одинокой тоской.

ПРЕОБРАЖЕНИЕ ВТОРОЕ

Когда я пусто буду выть

В пустой бочонок утлой ночи;

Когда во тьме стончится нить,

И коготь на меня заточит

Звезда;

когда я изношу

Хитон, подбитый волчьим мехом;

И на могиле продышу

Кружок лица беззубым смехом, —

Когда из крыл гнильца пера

Повыпадет к ногам железным, —

Тогда огромная гора

Из горя выбухнет над бездной.

Исхлестана дождями трав —

Сухих, прослоенных снегами,

Гора, держава из держав,

Восстанет, бронзовое пламя.

В потеках сукрови, в грязи

То адамантовой, червленой,

То в жилах жалкой бирюзы,