Сотворение мира - [48]

Шрифт
Интервал

Голую — бьют на скрещенье дорог.
Ежели бьют — значит, надо.
* * *
— Стойте! Не бейте.
Безумное тело пожалейте.
Ты, пацан, — что глядишь на перламутр грудей?..
А кастет в кулаке — чтоб ударить больней?!
Ты, серебряная старушка — вяленая чехонь!
До сих пор от пощечины горит твоя ладонь.
А ты, парень, что красный околыш нацепил? —
Ты так следил за порядком,
пока бабу били,
что сам ее чуть не убил…
Девка, лови монету. Пойди, шалава, вызови врача!..
(Опускается перед избитой на колени).
Прости нас — за это…
На тебе тулуп с нищего плеча…
(Сдергивает шубу и укутывает в нее Нагую).
ТОЛПА (рыком):
— У, сволота!..
Поглядеть — так прям свята…
У, морда, дрянь…
Ты попробуй с земли встань…
Сынка мово совратила:
Уж любила — так любила!..
Так любила — стыд и срам!..
— Так любила — как всем вам
И не снилось, милые.
Так — как за могилою.
Так — как до рождения
И до Воскресения.
* * *
Подошел Он к Нагой. Ее в шубу закутал.
Под глазами Его отступила толпа.
Засиял Его лоб, золотой Его купол,
Над зимой, над толпою, что выла, слепа.
И сказал Он, сцепивши худыми руками
Ее плечи, истоптанные, в синяках:
— Кто из вас без греха —
пусть в нее бросит камень.
А никто — Я ее понесу на руках.
И стояли все — идолы да истуканы!
А Он крепко блудницу в охапку схватил
И поднял ее ввысь — от любви своей пьяный —
Прямо в горестный ход одиноких светил!
И сама она — грузная, немолодая —
На руках Его сильных от боли дрожа —
Засияла звездою январского Рая —
Солью льда
на блесне дорогого ножа.
УКРОЩЕНИЕ БУРИ
Ой ты, буря-непогода —
Люта снежная тоска!..
Нету в белом поле брода,
Плачет подо льдом река.
Ветры во поле скрестились,
На прощанье обнялись.
Звезды с неба покатились.
Распахнула крылья высь.
Раскололась, как бочонок —
Звезд посыпалось зерно!
И завыл в ночи волчонок
Беззащитно и темно…
И во церкви деревенской
На ракитовом бугре
Тихий плач зажегся женский
Близ иконы в серебре…
А снаружи все плясало,
Билось, выло и рвалось —
Снеговое одеяло,
Пряди иглистых волос.
И по этой дикой вьюге,
По распятым тем полям,
Шли, держася друг за друга,
Люди в деревенский храм.
— Эй, держись, — Христос воскликнул, —
Ученик мой Иоанн!
Ты еще не пообвыкнул,
Проклинаешь ты буран…
Ты, Андрей мой Первозванный,
Крепче в руку мне вцепись!..
Мир метельный,
мир буранный —
Вся такая наша жизнь…
Не кляните, не браните,
Не сцепляйте в горе рук —
Эту вьюгу полюбите:
Гляньте, Красота вокруг!..
Гляньте, вьюга-то, как щука,
Прямо в звезды бьет хвостом!..
Гляньте — две речных излуки
Ледяным лежат крестом…
Свет в избе на косогоре
Обжигает кипятком —
Может, там людское горе
Золотым глядит лицом…
Крепче, крепче — друг за друга!..
Буря — это Красота!
Так же биться будет вьюга
У подножия Креста…
Не корите, не хулите,
Не рыдайте вы во мгле:
Это горе полюбите,
Мбо горе — на Земле.
Ибо все земное — наше.
Ибо жизнь у нас — одна.
Пейте снеговую чашу,
Пейте, милые, до дна!.. —
Навалился ветер камнем.
В грудь идущим ударял.
Иссеченными губами
Петр молитву повторял.
Шли и шли по злой метели,
Сбившись в кучу, лбы склоня, —
А сердца о жизни пели
Средь холодного огня.
ИИСУС ИСЦЕЛЯЕТ БОЛЬНЫХ
Подойдите ко мне, подойдите сюда —
Чья безжалостна хворь, чья огромна беда,
Чей ножом рассечен перекошенный рот, —
Истощенный, болезный, родимый народ.
Подойди ко мне, малый пацанчик немой —
С перевязанной проволокою сумой,
Подойди ко мне, девушка в черном платке —
Пусть затянется язва на страшной щеке!
Подойдите ко мне, подойдите скорей —
Сонмы воющих воем, седых матерей!
Я горячие руки на вас возложу.
Про хребет Гиндукуш ничего не скажу.
Подойди ты ко мне, бесноватый мужик!
К беспредельному горю еще не привык?..
Я тебя, дурачка, из горсти напою,
И одежду отдам, и надежду свою.
Сколько вас там идет?.. — Вся держава идет?..
Подойди ко мне ближе, родимый народ!
Я тебя не отдам, я тебя не предам,
Я устами прильну к твоим грязным стопам.
Я тебя от безумия не исцелю.
Я тебя исцелую, затем что люблю.
Я тебя, умирая, во тьме помяну —
В полумраке плацкарты — лампадку одну:
Как вагоны мотает, на стыках трясет!
Спит на полках вповалку родимый народ,
А девчонка — лампадой в морозе — горит,
Нежным шепотом имя Мое говорит.
ХОЖДЕНИЕ ПО ВОДАМ
…Едва застыл байкальский плес,
Глазастая вода, —
Как по воде пошел Христос,
По нежной кромке льда.
Как зимородок-изумруд,
Озерной глуби гладь…
И так Он рек:
— Здесь берег крут,
Другого — не видать…
Карбас качало вдалеке.
Курили рыбари…
Мороз — аж слезы по щеке…
Андрей сказал: — Смотри!
Смотри, Он по водам идет!
По глади ледяной!
И так прекрасен этот ход,
Что под Его ступней
Поет зеленая вода!
И омуль бьет об лед!.. —
Петр выдохнул:
— Душа всегда
Жива. И не умрет.
Гляди, лед под Его пятой
То алый, будто кровь,
То розовый, то золотой,
То — изумрудный вновь!..
Гляди — Он чудо сотворил,
Прошел Он по водам
Затем, что верил и любил:
Сюда, Учитель, к нам!.. —
Раскинув руки, Он летел
Над пастью синей мглы,
И сотни омулевых тел
Под ним вились, светлы!
Искрили жабры, плавники,
Все рыбье естество
Вкруг отражения ноги
Натруженной Его!
Вихрились волны, как ковыль!
Летела из-под ног
Сибирских звезд епитрахиль,
Свиваяся в клубок!
А Он вдоль по Байкалу шел
С улыбкой на устах.
Холщовый плащ Его, тяжел,
Весь рыбою пропах.
И вот ступил Он на карбас
Ногой в укусах ран.
И на Него тулуп тотчас
Накинул Иоанн.

Еще от автора Елена Николаевна Крюкова
Коммуналка

Книга стихотворений.


Аргентинское танго

В танце можно станцевать жизнь.Особенно если танцовщица — пламенная испанка.У ног Марии Виторес весь мир. Иван Метелица, ее партнер, без ума от нее.Но у жизни, как и у славы, есть темная сторона.В блистательный танец Двоих, как вихрь, врывается Третий — наемный убийца, который покорил сердце современной Кармен.А за ними, ослепленными друг другом, стоит Тот, кто считает себя хозяином их судеб.Загадочная смерть Марии в последней в ее жизни сарабанде ярка, как брошенная на сцену ослепительно-красная роза.Кто узнает тайну красавицы испанки? О чем ее последний трагический танец сказал публике, людям — без слов? Язык танца непереводим, его магия непобедима…Слепяще-яркий, вызывающе-дерзкий текст, в котором сочетается несочетаемое — жесткий экшн и пронзительная лирика, народный испанский колорит и кадры современной, опасно-непредсказуемой Москвы, стремительная смена городов, столиц, аэропортов — и почти священный, на грани жизни и смерти, Эрос; но главное здесь — стихия народного испанского стиля фламенко, стихия страстного, как безоглядная любовь, ТАНЦА, основного символа знака книги — римейка бессмертного сюжета «Кармен».


Безумие

Где проходит грань между сумасшествием и гениальностью? Пациенты психиатрической больницы в одном из городов Советского Союза. Они имеют право на жизнь, любовь, свободу – или навек лишены его, потому, что они не такие, как все? А на дворе 1960-е годы. Еще у власти Никита Хрущев. И советская психиатрия каждый день встает перед сложностями, которым не может дать объяснения, лечения и оправдания.Роман Елены Крюковой о советской психбольнице – это крик души и тишина сердца, невыносимая боль и неубитая вера.


Красная луна

Ультраправое движение на планете — не только русский экстрим. Но в России оно может принять непредсказуемые формы.Перед нами жесткая и ярко-жестокая фантасмагория, где бритые парни-скинхеды и богатые олигархи, новые мафиози и попы-расстриги, политические вожди и светские кокотки — персонажи огромной фрески, имя которой — ВРЕМЯ.Три брата, рожденные когда-то в советском концлагере, вырастают порознь: магнат Ефим, ультраправый Игорь (Ингвар Хайдер) и урод, «Гуинплен нашего времени» Чек.Суждена ли братьям встреча? Узнают ли они друг друга когда-нибудь?Суровый быт скинхедов в Подвале контрастирует с изысканным миром богачей, занимающихся сумасшедшим криминалом.


Врата смерти

Название романа Елены Крюковой совпадает с названием признанного шедевра знаменитого итальянского скульптора ХХ века Джакомо Манцу (1908–1991), которому и посвящен роман, — «Вратами смерти» для собора Св. Петра в Риме (10 сцен-рельефов для одной из дверей храма, через которые обычно выходили похоронные процессии). Роман «Врата смерти» также состоит из рассказов-рельефов, объединенных одной темой — темой ухода, смерти.


Русский Париж

Русские в Париже 1920–1930-х годов. Мачеха-чужбина. Поденные работы. Тоска по родине — может, уже никогда не придется ее увидеть. И — великая поэзия, бессмертная музыка. Истории любви, огненными печатями оттиснутые на летописном пергаменте века. Художники и политики. Генералы, ставшие таксистами. Княгини, ставшие модистками. А с востока тучей надвигается Вторая мировая война. Роман Елены Крюковой о русской эмиграции во Франции одновременно символичен и реалистичен. За вымышленными именами угадывается подлинность судеб.