Сомнамбула - [15]
рвать форточку крича чтобы те
на небесной скорой отключили сирену
отойдите я сам
ничего, она скоро откроет глаза
встанет с постели и пойдет на кухню
сядет за стол еще ничего не подозревая
на нем две чашки пепельница
банка растворимого кофе
следы кораблекрушения
на безлюдном берегу
Снаружи оказалось не так уж плохо.
Совершенно не хочется спать, а тебе?
Купили крепленого вина, другого не было, шатались по улицам, по окраинам, лежали в траве, сверху сыпались звезды, прожигая до самой земли, в траве светились маленькие существа, похожие на тех, что в небе.
Заходили в незнакомые подъезды. Все лестницы разные, ни одна не повторяется. На крышах — голуби, коты, пивные бутылки, окурки — все, о чем ты мечтала. Смейся, смейся. Вот так бы в шестнадцать лет. И чтобы никто не интересовался, где ты провел ночь. И чтобы я ее провел, а не проспал.
Мир был круглым, отражался в себе, смотрел фасетками звезд, глазами анонимных наблюдателей, в каждой точке едва заметное смещение
земля поворачивается
голова кружится — у тебя тоже? — а ты как думала
от счастья, от количества выпитого или движения материков, все версии одинаково хороши, когда два человека напиваются в хлам
разноцветный как кошачьи глаза
много ли ты видела кошек с разноцветными глазами
по-моему других и не бывает
Запомнить тебя таким, немного смертным, немного бессмертным, первого больше. Такими люди обычно снятся, а не живут. Измененные черты лица — смерть и любовь.
Я скорее узнала бы тебя во сне, чем на улице. Я говорю бессвязно. Слова выходят из-под земли, сросшиеся корнями, и это освобождает
освобождает нас друг от друга.
Пойми, это медицинский факт.
Так бывает. Человек приходит в себя, улыбается, пьет бульон. Интересуется новостями. Просит принести что-нибудь. Вокруг начинают думать, что с ним теперь все в порядке.
Так бывает в августе. Посреди жары, зелени — ясное, пронзительное, холодное солнце. Всей моей любви не хватает чтобы
ты что-нибудь понимаешь?
два человека, двадцать лет, это не складывается и не умножается
думают друг о друге непрерывно, не было ни дня
и вот получается, что теперь, когда никаких препятствий,
они дальше друг от друга, чем когда-либо
А что, если подойти к вопросу трезво, с практической стороны.
Например, один из моих многочисленных родственников в семьдесят лет развелся и женился на молодухе. Ей было всего-то пятьдесят. А в восемьдесят развелся снова и женился на своей старой бабке. Значит, можно. Любви все возрасты покорны.
Начать сначала и все такое.
(у тебя есть родственники на все случаи жизни)
но ведь дело в другом
всей моей любви не хватает, чтобы это стало началом
Я совершенно тебя не знаю. Не помню.
Вот, закрываю глаза и не могу сказать, какая ты.
Ты обиделась?
Нет. Я себя тоже вспомнить не могу. Ну и что.
Послушать нас со стороны — полный бред. И тем не менее все понятно.
Он любит ее, она любит его. Вместе тесно, врозь скучно.
Что еще люди говорят в подобных случаях?
Мне кажется, мы оба боимся протрезветь. Голодаем, чтобы уничтожить все вещественные доказательства. Обнаженное я и ты, сердцевина дерева. Против жизни. Как странно, что мы заточены против жизни, с самого детства. Жизнь, как встречный ветер, все быстро выгорает, становится явным. Десятилетние дети знают, что продолжения нет. Конечно, истории о молчаливых подростках не редкость. Потом это проходит, перерастает себя. А у нас?
в своей комнате, за столом
на листке в линейку
одинаковый наклон
буква еще буква
складываясь дают слово
муравьи тащат иголочки травинки
получается дом
в доме зажигается свет
я подхожу к окну
ты спишь
твое окно темное
это не в моих силах понимаешь
столько ярости столько нежности
ближе чем когда-либо
к тебе когда ты недосягаема
и я даже не знаю в каком городе и жива ли
представляешь я иногда задавал себе этот вопрос
и поражался его бессмысленности
ведь если с тобой что-то случилось
это еще не самое страшное
ничего бы не изменилось
страшно что ничего не изменится
и теперь только чудо
Ну хорошо, давай не будем. У меня есть домашняя заготовка. На случай, если я опять начну говорить ерунду. Хотел показать тебе кое-что.
Видишь вон ту мелкую звездочку, подслеповатую, у горизонта. Это Сердце Карла, сверхновая. Вспыхнула в день казни английского короля Карла I. Такие звезды называются визуально-двойными. С земли кажется, что они рядом, но на самом деле между ними огромное расстояние, буквально ничего общего. Прочел вчера в справочнике. Думал поразить твое воображение. Красиво, не так ли.
(этот надтреснутый тон)
как долго мы продержимся если будем молчать
или говорить как сейчас не слушая друг друга
дайте им воды пусть пьют
они много потеряли потери невосполнимы
оставьте их в покое
эти двое все равно не выживут
Я говорю, как твои чертовы герои романов. Послушай меня, ведь я старше на целых три месяца. Забудь ты свою историю про парк, про качели, про чернеющий лес, потому что чернеющий лес это снова Пушкин. Скажи что-нибудь заново, пока есть время.
У нас его почти не осталось.
пока нам кажется, что большего быть не может
в эту самую минуту
над нами наклоняется без улыбки
ложится тень или усталость
утренняя синева
мы будем жить долго и счастливо будем молоды
«Высотка» — это настоящий студенческий универсум начала девяностых. В нем есть Москва и Ленгоры, знаменитое высотное здание МГУ, зачеты, экзамены, разговоры на подоконниках, дневники и письма, много музыки, солнца и путешествий налегке. Главные герои «Высотки» интересны и важны себе и друг другу, серьезны и уязвимы так, как бывает только в юности. И все же в романе Екатерины Завершневой главное остается между строк. Это не сюжет, не подробности и даже не характеры, но сам воздух того времени. И, наверное, свобода, о которой так много говорят герои романа, не замечая, что они бессовестно, бесповоротно счастливы, и что этого счастья теперь ничто не сможет отменить…
Завершнева Екатерина родилась в 1971 г., живет в Москве.Закончила факультет психологии МГУ им. Ломоносова, кандидат психологических наук, автор тридцати научных работ на стыке философии и психологии. Участник литературного объединения «Полутона». Публикации в журналах «Новое литературное обозрение», «Вопросы психологии», «TextOnly», «РЕЦ», «Reflect» и др.Автор книги «Сомнамбула» (СПб.: Лимбус Пресс, 2009).«Над морем» — первый поэтический сборник автора, в который вошли избранные стихотворения разных лет (1999–2008).Сегодня я жду от стихов не красоты и комфорта, а жизненных наблюдений, зафиксированной реальности, аналитического подхода.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
Эта книга не только о фашистской оккупации территорий, но и об оккупации душ. В этом — новое. И старое. Вчерашнее и сегодняшнее. Вечное. В этом — новизна и своеобразие автора. Русские и цыгане. Немцы и евреи. Концлагерь и гетто. Немецкий угон в Африку. И цыганский побег. Мифы о любви и робкие ростки первого чувства, расцветающие во тьме фашистской камеры. И сердца, раздавленные сапогами расизма.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.