Сомнамбула - [17]

Сновидения — подстрочник жизни. Так, кажется, говорят. Но что если жизнь сама есть подстрочник к чему-то еще? Во всяком случае, не к сновидению.

Говорят, что одно — ключ к другому и наоборот. Но ведь должна быть и дверь.

От жизни и выше — разрыв, выход в вертикальный штрек, на огромной скорости, прямо в солнечную протоплазму с ее миллионами градусов. Там никого нет. А сны — они живые и определенно существуют в воде.

Но при попытке их извлечь мы получаем рваное кишечно-полостное, быстро высыхающее на солнце. В лучшем случае — рыбу без головы.

Несомненно, сны готовят нас к последней утрате. Они растут, как колония простейших, которые когда-нибудь должны объединиться в многоклеточный организм и выйти на сушу».

— Можно мне добавить?

Молчание.

A.: Она что, ждет ответа?

B.: Ну что вы в самом деле, это же запись.

— Я все-таки добавлю. Это заявление.

Руководители проекта подтвердят — я выполняю все инструкции добросовестно и не нарушаю никаких этических стандартов исследования. Тем не менее эта работа представляется мне чем-то аморальным… Особенно по отношению к тем, кто лишен права голоса и не может воспрепятствовать тому, что их слова и поступки обсуждаются третьими лицами. Поэтому я выступаю сейчас не как наблюдатель, а как свидетель защиты.

Да, сновидения похожи на детей, но это очень странные дети. Они больны. Им ничего не рассказывают, и они не знают, что чем-то отличаются от других. Под видом лечебного процесса мы проводим свои эксперименты, но кто дал нам это право? В том, как мы их рассматриваем, есть что-то очень нехорошее. И они сами, тяжелые от боли, с мутными голосами…

Я неоднократно говорила о своем нежелании… Пользуясь случаем, хочу заявить…

И.: Ну и так далее. Я показал вам этот фрагмент затем, чтобы вы могли получить нечто вроде обратной связи, поскольку наблюдатели редко высказывают свое отношение к работе в открытую, у них это не принято. Кроме того, нам будет полезно знать исходные установки данного конкретного наблюдателя. Это поможет скорректировать те субъективные обобщения, которые он допускает в своих сюжетах. А теперь предлагаю перейти к предварительному обсуждению тезисов.

A.: Судя по «заявлению», перед нами сложный случай, на грани дисквалификации. Кстати говоря, каков ресурс у этого наблюдателя? Сдается мне, тут недалеко до полной выработки. Я хотел бы знать процент износа.

B.: В деле ничего об этом не сказано.

И.: Коллеги, не будем отвлекаться на частности. Все формальные условия эксперимента соблюдены. Напомню основную тему консилиума — «Топография и топонимика сновидного пространства». Наша задача — экспертная оценка нового материала. Прошу вас, господин А., изложите вашу точку зрения.

А.: Хорошо. Позвольте, я начну безо всяких преамбул. Сначала о пространствах, поскольку сюжетного материала нам еще не показали.

У сновидения, я полагаю, нет никакой программы, оно не содержит внутри себя ничего определенного. У него вообще нет внутреннего. Поэтому идти вглубь бесполезно. Сама идея глубинного исследования бьет мимо цели — найти хоть что-то (что именно?). С другой стороны, сон не нечто, но и ничто (кто это сказал? один мой ночной собеседник, китаец). От этого сойдет с ума кто угодно. Простите.

Далее. Стоило бы признать также, что у сновидения нет никакой специфики.

Сон стоит в одном ряду с медузой, губкой, мыльным пузырем. Тонкая радужная оболочка — глаза, воздуха, тела. Энтузиасты погружений видят глубину и тайну, а там то же самое, что и снаружи. Эффект перепада высот возникает при пересечении границы. Пузырь истончается и лопается, брызги летят в глаза. У водолаза, слишком быстро вынутого из воды, темно в глазах, в ушах звон. Как и у тех, кто страдает бессонницей. Кессонницей. Извините.

В.: И все-таки те существа, о которых она говорит… Они ведь совершенно нежизнеспособны вне водной среды. Кроме того, существует такой фактор, как давление. То, что для нас прямая угроза, для них — основа жизни. Нельзя забывать и о том, что путешествия в бездну небезопасны. При погружении, даже мнимом, ощутить выталкивающую силу может каждый.

К счастью, среди нас есть профессионалы-ныряльщики. Ловцы жемчуга. Они различают на дне какие-то предметы. Там определенно что-то есть. Остовы кораблей. Мусор. Змеи. Планктон. Разве не так?

A.: То же, что и снаружи. Мусор или культурный слой. Как все это глупо, бесформенно.

B.: Но все живое бесформенно.

A.: Хорошо, тогда уподобим сновидение посмертной маске. Остекленевший взгляд. Застыло, затвердело, не разогнешь. Каждый сон — шрам. Надпись. Стела. Монолит. Как вам такая метафора?

Развернем ее. Надписи можно читать внимательно, а можно не очень. Люди из разных побуждений гуляют по кладбищам и осматривают достопримечательности. Кому-то это и вовсе неинтересно.

B. (перебивая): Вот еще, пришло в голову. Ни один ребенок добровольно не пойдет в кровать. Ему жалко времени на сон. С другой стороны, принято считать, что дети спят крепко и безмятежно. Из пушки не разбудишь. Пальба из носового орудия, вода выше ватерлинии, прощайте, друзья. А им хоть бы что.

Так же спят взрослые с чистой совестью. Или в состоянии крайней усталости. Без следа. Провал.