Соломенный кордон - [17]

Старший отпустил младшему затрещину:

— Трепло!

— Не трог его больше! — строго сказал Антон Поликарпович старшему сыну.

4

После обеда Поликушин прилег отдохнуть. Ему снова приснился предпоследний бой на Одере. Бой этот снился с такими подробностями и так ясно, что Поликушин взмок от пота. Оставшись один, в длинной траншее, он метался по ней с ручным пулеметом, отбивая контратаки фашистов. Дав очередь, менял позицию, почти в упор расстреливая атакующих.

Ручной пулемет отмотал руки, отбил плечи и грудь. И, сотрясаясь при стрельбе от ударов тяжелого приклада, Антон Поликарпович считал секунды, чтоб в нужный момент успеть уйти от огня немецких минометчиков.

Он ударился головой о стену и очнулся. Во рту было сухо, ощущался сладковатый вкус шахтного газа, болело в животе, груди. Антон Поликарпович посмотрел в окно. «Вроде вечереет...»

В доме никого не было, четко стучали ходики, в открытую форточку со двора залетало щелканье скворца и крики играющей детворы.

Поликушин вышел во двор, потирая правой рукой грудь и пытаясь пошевелить одеревеневшими пальцами левой.

О том, что завтра ему можно не пойти на работу, он забыл и готовился к новому трудовому дню.

Ни животом, ни грудью завтра на отбойный молоток не нажмешь, а работать надо... Не сидеть же в забое сложа руки...

У сарая он споткнулся о суковатую дубовую колоду. Жена на этой колоде рубит дрова, суковатая сторона ее ершилась сосновой щепой, зазубринами от удара топора. Антон Поликарпович чертыхнулся и отодвинул ногой колоду, за ней оказался обушок. Очевидно, жена пользовалась им, раскалывая неподатливые поленья, как клином.

Поликушин осмотрел обушок. Ручка из хорошо отшлифованного клена. Тыльная сторона от ударов слегка расклепана, но трещин не оказалось.

Вспомнив, что где-то в сарае должны быть зубки, кинулся разыскивать их. Протлевшую от ржавчины тряпку с зубками Поликушин нашел на полке, в том самом месте, куда положил их, уходя на фронт.

5

Утром Антон Поликарпович решил не заходить в нарядную: чего зря время терять. Зажав под мышкой обушок, по-стариковски кряхтя от боли, он шел неторопливо к шахте.

— Поликушин, никак ты? — окликнул его знакомый голос десятника.

— Я, — признался Антон Поликарпович.

— В нарядную что не зайдешь? Выдюжил, значит.

— А чего заходить, задача ясная — давать стране угля...

— Заходить надо. У нас порядок, брат, соблюдается, — он посмотрел в глаза Поликушину. — Не землю пашем, случись что — когда это в темноте осмотришься, когда узнаешь...

— Дык я зайду, раз так положено.

— Ладно, иди, возвращаться не стоит. Я скажу начальнику, что мы с тобой вчера договорились. Только работать будешь в десятом уступе, ниже вчерашнего.

Десятник направился к нарядной, а Поликушин пошел в раздевалку.

Пока он лез по сбойке, шел по штреку, не встретил ни одного человека. Ночная смена ушла, а первая еще не спустилась.

В безлюдной лаве шелестел по завалу осыпающийся уголь, трещали и ломались от давления крепежные стойки.

В десятом уступе до завала можно было с первой крепа рукой достать. «Ишь, как жмет... вот почему десятник послал меня сюда». — Больше Антон Поликарпович рассуждать не стал. Ему не терпелось попробовать работать обушком на «Пугачевке».

Не торопясь стал «подогревать» пласт, и когда забухал метан, уголь пошел. Крошка летела не так, как из-под отбойного молотка, не мешала работать.

«Пойдет дело, — подумал Поликушин, — вот только газу опять наглотаюсь». Он посмотрел на воздушный шланг и тут же сообразил, как ускорить выветривание газа. Ослабив штуцер отбойного молотка, направил воздушную струю на забой.

И, забивая первую стойку, услышал голоса сверху, полетели мелкие кусочки породы и угля, потом показались забойщики.

— Ты что, сутки отсидел? — спросил его хрипловатым голосом первый забойщик.

— Жить здесь собрался. Привыкаю,— ответил Антон Поликарпович.

Забойщики полезли вниз. Струя вентиляционного воздуха доносила разговор забойщиков, словно Поликушин находился с подветренной стороны.

— Озверел солдат, горбачит будь здоров. Откуда только силы берутся. Видали, сколько наворочал?

— Усекли... однорукий ведь.

— Ври! Вчера на наряде вроде с руками был.

— Левая у него почти не действует, в госпитале все держали. Да я знаю его маленько. До войны лучшим забойщиком шахты был Поликушин.

— Я его тоже помню: Антон Поликарпович, гремел в свое время...

Через несколько часов забойщики опять ушли, не доработав смену. На этот раз они не пригласили Поликушина на-гора.

Согнав полоску, Антон Поликарпович дождался десятника.

— Да-а, брат, работаешь ты лихо. А нас закрывают! — весело сообщил он. — Оставят на участке троих забойщиков, крепельщиков, чтобы поддерживали лаву. В смену по одному человеку будут посылать, лишь бы лава не завалилась, и до лучшей поры. Что у тебя так воздух шипит, шланг, что ли, пробило?

— Штуцер отошел, — ответил Антон Поликарпович.

— Ты как решил, остаться или уйдешь?

— Подумаю.

— Что думать. Крыша у нас хорошая, работать ты умеешь. Если вас трое останется, в каждом уступе будете работать на четвертые сутки, газ за это время выдохнется, опасность снизится до нуля. Согнал полоску и будь здоров.