Солнечные берега реки Леты - [40]

Моргнул, протер глаза рукой, при этом чуть не набрав в рот воды. Француза не было. «Господи, – подумал Мэнни, – он утонул».

Потом услышал тарахтение двигателя и повернулся на шум. Рыболовецкая шхуна отплывала от того места, где он в последний раз видел француза, держа курс на перевернутую плоскодонку. Работая ногами, Мэнни наблюдал, как шхуна остановилась, двое рыбаков перегнулись через борт, протянули руки и вытащили из воды женщину. Мэнни понял, что шхуна подплыла с юга, скрытая небольшим мысом, на котором высился форт. Должно быть, она вошла в канал, отделяющий стену от волнореза, когда он плыл, ничего не видя перед собой.

Рыбаки зацепили плоскодонку канатом, развернули шхуну и поплыли к Мэнни. Тот ждал, переводя дыхание. Шхуна, выкрашенная в синий цвет, старая и неповоротливая, приближаясь, увеличивалась в размерах. В том, что она не перевернется, как плоскодонка, сомнений быть не могло. Мэнни увидел над собой широкие, загорелые, улыбающиеся лица, увенчанные синими беретами. С усилием помахал рукой, когда шхуна замедлила ход и остановилась рядом с ним.

– Ça va?[20] – прокричал улыбающийся рыбак. Из уголка рта торчала сигарета.

Мэнни сумел выдавить из себя улыбку.

– Ça va bien. Tres bien[21].

Мужчина, которого вытащили из воды, подошел к борту, по-прежнему голый по пояс, с любопытством всмотрелся в Мэнни. Тот увидел, что волос у француза, молодого толстяка с написанной на лице обидой, предостаточно. Рядом с ним появилась женщина. В плоскодонку она садилась, сильно накрасившись, и морская вода размыла и тушь, и румяна. Она яростно глянула на Мэнни, а потом повернулась к французу. Схватила его за уши и как следует тряхнула.

– Crapaud! – выкрикнула она. – Espece de cochon[22].

Француз закрыл глаза, не сопротивлялся, на его лице отражались грусть и достоинство.

– Alors, – крикнул рыбак Мэнни, бросая конец, – allons-y![23]

Мэнни с надеждой взглянул на канат и тут вспомнил, что он голый. Покачал головой. Он не мог допустить, чтобы его вытащили из моря в чем мать родила на глазах у женщины, которая назвала своего дружка жабой и свиньей.

– Я в порядке, – ответил Мэнни загорелому улыбающемуся лицу, много чего повидавшему на своем веку. – Je suis[24]… Я хочу поплавать.

Рыбак кивнул, рассмеялся, словно Мэнни отпустил очень удачную шутку. Канат вытащили на борт, рыболовецкая шхуна развернулась и взяла курс на причал, буксируя за собой плоскодонку. Крики женщины, перекрывавшие тарахтение двигателя, еще долго доносились до Мэнни.

«Что ж, – подумал он, наблюдая за удаляющейся шхуной, – по крайней мере они меня поняли».

Он повернулся, посмотрел на берег. Находился он на расстоянии доброй мили. «Как же я далеко уплыл», – поразился Мэнни. Никогда раньше так много не проплывал. У кромки воды, под башней форта, стояли Берт и Марта, их маленькие фигурки отбрасывали длинные тени: солнце уже скатывалось к горизонту.

Глубоко вздохнув, Мэнни двинулся в обратный путь.

Примерно через каждые десять ярдов ему приходилось переворачиваться на спину и отдыхать. Расстояние до берега, похоже, не сокращалось, он чувствовал, что плыть придется не один месяц, но наконец, опустив ноги, коснулся дна. Вода, однако, доходила до подбородка, и он упрямо поплыл дальше. Не просто поплыл, ускорился, перейдя на классический кроль. Потом он и сам не мог сказать почему. И плыл до тех пор, пока кончиками пальцев не задел дно.

Вот тут он встал. Его качнуло, но он удержался на ногах, заставил себя улыбнуться и медленным шагом, в струях скатывающейся с него воды направился к Берту и Марте, которые стояли рядом с его одеждой.

– Так из какой ты части Швейцарии, приятель? – спросил Берт, когда Мэнни подошел к ним.

Под смех Марты Мэнни наклонился, чтобы взять полотенце, начал растирать кожу жесткой материей.

Растирался он долго, дрожа от холода, слишком уставший, чтобы обращать внимание на свою наготу. По пути в отель они молчали, а когда Мэнни сказал, что сейчас ему надо полежать, чтобы немного прийти в себя, и Берт, и Марта сошлись на том, что это оптимальный вариант.

Спал он плохо, наполовину оглохнув от попавшей в уши воды. В голове гулко пульсировала кровь. Гул этот напоминал шум далекого прибоя. Пришел Берт и сказал, что пора обедать. Мэнни ответил, что не голоден и лучше полежит.

– После обеда мы собираемся в казино, – добавил Берт. – Заехать за тобой?

– Нет, – усмехнулся Мэнни. – Едва ли мне сегодня улыбнется удача.

На несколько мгновений в темной комнате повисла тишина.

– Спокойной ночи, – нарушил ее Берт. – Хорошенько выспись, Толстяк. – И он вышел.

Оставшись один, Мэнни смотрел в потолок и думал: «Я же не толстый. Почему он меня так называет? И начал называть только в середине лета». Он вновь заснул и проснулся, лишь когда к отелю подкатил автомобиль. Услышал шаги на лестнице, в коридоре, этажом выше. Наверху открылась и мягко закрылась дверь. Он заставил себя закрыть глаза и уснуть.

Проснулся на влажной подушке: вода вытекла из ушей. Чувствовал он себя заметно лучше. Когда сел, кровь уже не пульсировала в голове. Включил лампу, глянул на кровать Берта. Пустая. Посмотрел на часы – половина пятого.