Солист Большого театра [заметки]

1

Но не предугадал, что вскоре после второй мировой войны Златополь станет украинской Атлантидой, только не под воду ушедшей: о бесследно растворившемся в соседнем Новомиргороде городке напоминает только название бульвара – Златопольский. Исчезли и довоенные, и послевоенные архивы, в том числе краеведческого музея, куда отец по просьбе организаторов отправил автобиографию и фото в ролях, о чём я узнал из ответа на мой запрос директора музея уже новомиргородского, созданного… в 2003-м году. При всём том я хочу поблагодарить председателя городской администрации О. Сенченко за внимание к просьбе о разыскании интересующих документов: моё письмо с вопросами он отправил в новомиргородский краеведческий музей, в архивные отделы администрации, регионального развития, городского строительства и др.

2

Организовал его… гимназический учитель русской истории Войнов: страна должна знать своих героев. А с тем, что не успели доделать местные патриоты, справились гитлеровцы, уничтожив всех евреев, кто не успел уйти с Красной Армией. Как ни удивительно, сегодня из трёх когда-то больших кладбищ, русского, польского и еврейского, от двух первых почти не осталось следов, и только еврейское в пристойном состоянии – значит, кто-то его обихаживает (Геннадий Рыбаченко, Интернет).

3

Выпускник Петроградской консерватории по классу композиции, хоровой дирижёр и композитор, Заслуженный артист УССР, Заслуженный деятель искусств РСФСР. С 1929-го руководил созданным им ЕВОКАНС, на посвящённой ему картине Леонид Пастернак портретировал своих детей – Бориса, Жозефину, Лидию, Александра. С 1941-го руководил Ансамблем красноармейской песни и пляски Киевского Особого военного округа, дойдя с ним до Берлина, где коллектив был преобразован в ансамбль песни и пляски Группы советских войск в Германии, там при невыясненных обстоятельствах погиб. По случайному, конечно, совпадению, в том же 1945-м в Берлине умер и создатель-руководитель Краснознамённого ансамбля песни и пляски Советской армии, автор нового советского гимна Александр Александров.

4

Первая «живая газета» «Синяя блуза», одним из её идеологов был Осип Брик, зазвучала в Московском институте журналистики в 1923-м году, породив уйму последователей, выступавших с театральными по форме обозрениями-откликами на производственные, общественные и даже международные события. Коллективы были в основном самодеятельные, но и профессионалы участвовали: Владимир Маяковский и Сергей Юткевич, Василий Лебедев-Кумач и Семен Кирсанов, Матвей Блантер, братья Покрасс, а среди актёров засветились юные Владимир Зельдин, Михаил Жаров и др. «Синяя блуза» стала первым советским театром, выехавшим за рубеж, где у неё также возникло много последователей. Например, театр Бертольта Брехта, он сам это подчёркивал, и французская группа «Октябрь», в 1933-м году завоевавшая первый приз театральной Олимпиады в Москве и Ленинграде, в ней начал свой путь к славе Жак Превер. Однако к началу того же года начальство, перепуганное раскованностью и вольнодумством наших триумфаторов, прикрыло ансамбль по причине его… «нерентабельности».

5

Невероятно, но, как говаривала моя коллега, факт фактический: в 1928-м киевские музыкальные власти запретили слово «консерватория» как «буржуазный пережиток», никакие ссылки на то, что в Москве оно не запрещено, их убедить не могли. Поэтому тогда киевской консерватории, основанной в 1913-м, как бы и не было – её факультеты передали институту (возвращены в материнское лоно в 1934-м с обретением имени Чайковского, отделившись от института театрального искусства имени Лысенко). По той же причине Иван Козловский в 1920-м, Пантелеймон Норцов в 1925-м, Бронислава Златогорова в 1926-м были студентами консерватории, а Константин Лаптев, Евгения Вербицкая, отец (ученики Энгель-Крона) и Наталья Шпиллер (ученица А. Шперлинг) в 30-е годы – института. С Лаптевым отец в 1943-м запишет на радио украинские дуэты, потом и пластинка вышла, с другими будет петь в Большом театре.

6

Влюблённый в классику, он и впоследствии, когда выпадал свободный вечер, старался попасть на концерты отечественных музыкантов и зарубежных гастролёров, уже в преклонном возрасте стоя, не успел купить билет, терпя боль в коленях, в Большом зале консерватории упивался исполнением Владимира Горовица. (Запись концерта неоднократно транслируется на канале «Культура», и на втором ярусе среди зрителей я вижу аплодирующего отца). С ним и мне выпало слышать Бостонский симфонический оркестр с Шарлем Мюншем, в исполнении которого я даже советский гимн не сразу узнал, так он замечательно прозвучал, Исаака Стерна и многих, многих других.

7

Выпускница Смольного института и Петербургской консерватории дебютировала в парижской «Гранд-Опера» в операх Вагнера: Елизавета («Тангейзер»), Элиза («Лоэнгрин»), Брунгильда («Валькирия»), удостоившись уникального ордена – Академической пальмы. После завершения оперной карьеры выступала с сольными концертами и с симфоническими оркестрами под управлением Глазунова, Самосуда, Клемперера, Онеггера. С 1930-го – профессор Московской консерватории, в 1932-34-м – декан вокального факультета. Среди её учеников, помимо дочери, Нины, камерной певицы, Яунзем и Янко, были солисты ГАБТ Киричек, Кругликова, Леонтьева, Талахадзе, Шумилова. Спустя полвека Янко и Хромченко рассказывали о своём педагоге на вечере её памяти

8

Спустя четыре года лауреаты-москвичи «отчитались» концертами, одобрительно отозвавшись о каждом, рецензент по каждому прошёлся замечаниями (газета «Музыка», 1937 г.). Позже отец выступил с сольным концертом в Доме учёных: на слух уже другого музыковеда, «с большим успехом… концерт показал, что певец сделал выводы из строгой критики выступления во время показа лауреатов, что С. Хромченко не останавливается в своём музыкально-художественном росте». («Вечерняя Москва», 1938 г.).

9

Мне известно единственное исключение. После очередного зимой 1947-го концерта в госпитале – артисты и после войны считали выступления перед тяжелоранеными своим долгом – он, позвонив маме, услышал: только что по радио сообщили, что они с Петром Селивановым, также участником того концерта, удостоены звания Заслуженного артиста республики. На радостях друзья приняли на грудь с избытком – госпитали не страдали от отсутствия спирта… – и пошли домой по аллее вдоль Ленинградского проспекта, горланя всё, что вспоминалось, и никакой тебе простуды! Много лет позже я оказался за столом с молодыми тенорами ГАБТа, сменившими отправленную на пенсию гвардию. Меня, привыкшего к отцовской аскезе, поразило ими выпитое и выкуренное, а когда они по просьбе хозяйки ещё и запели, я не выдержал: хотя бы горло поберегите! Да ладно, они отмахнулись, петь столько, сколько твой папаша, никто из нас не сможет, а на наш век голоса хватит…

10

В предвоенные годы известный впоследствии лирический тенор, знакомя слушателей с музыкальными новинками, пел в ресторанах Москвы. Отец услаждать пьющих, жующих и танцующих, чем ныне в корпоративных сборищах за большие гонорары пробавляются даже именитые, никогда себя не позволял.

11

Вот и не верь в знаки зодиака. Рождённых в декабре отца и мать разделяли двадцать три дня, он 4-го, она 27-го, но он стрелец, она – козерог. И что же? Да то, что ему было вменено ставить перед собой высокие цели, в том числе творческие и их достигать, при этом не быть корыстным и заботиться о родных. А маме – «служение в самом высоком смысле этого слова, склонность к самопожертвованию, обязанность практически обустраивать жизнь и при этом готовность отказаться от многих её радостей». Читаю, улыбаюсь, оставляю.

12

То ли на этом спектакле, то ли на одном из следующих Барсова так вокруг него «вертелась», что в какой-то момент он… упал в оркестровую яму; оркестранты тут же вытолкнули его на сцену. Было такое или это очередная театральная байка – мне её пересказала редактор его записей еврейских песен Лариса Абелян, – я не знаю, но о другом случае знаю достоверно, от него. Он вдохнул из парика Лакме волосок, застрявший в горле на связках, боль жуткая, еле стерпел. А по поводу дебюта спустя десятилетия писал: «К счастью, всё прошло хорошо, а ведь я мог провалиться, опозориться, и на этом моя оперная карьера могла закончиться, поэтому в дальнейшем я на такой риск не шёл ни под какими уговорами». От себя добавлю: слыша в этой партии уже после войны, считаю одной из лучших в его оперном репертуаре.

13

«Нужно открыть окна и двери Большого театра, иначе мы задохнёмся в атмосфере головановщины, – науськивала „Комсомольская правда“. – Театр должен стать нашим, рабочим, не на словах, а на деле. Без нашего контроля над производством не бывать театру советским. Нас упрекают в том, что мы ведём кампанию против одного лица. Но мы знаем, что если нужно что-нибудь уничтожить, следует бить по самому чувствительному месту. Руби голову, и только тогда отвратительное явление будет сметено с лица земли. Вождём, идейным руководителем интриганства, подхалимства является одно лицо – Голованов». Поощряемые властью, авторы газеты вмешивались в «производство» не только ГАБТа, но Академии наук (клеймили всемирно известного академика Ивана Павлова), Всесоюзных Литературных Курсов (шельмовали «духовного мракобеса» философа Густава Шпета), негодовали по поводу того, что в историческом музее «уцелели антропософы, теософы, спириты», а всё потому, что «в месткоме нет ни одного партийца».

14

Все были удостоены Сталинских премий, одна досталась даже Василенко, с которым Н. С. под конец жизни вынужден был соседствовать в консерватории. Пазовский, в конце 1920-х также отметившийся критикой Голованова – ратовал за советскую оперу, через пять лет из-за тяжёлой болезни ушёл из ГАБТа. Не исключено, что её спровоцировала угроза Сталина, прозвучавшая после заключительного прослушивания нового советского гимна в 1944-м. В ответ на вопрос, когда состоится премьера «Ивана Сусанина» дирижёр точной даты не назвал (далее из воспоминаний профессора московской консерватории Дмитрия Рогаль-Левицкого, он оркестровал музыку гимна Александрова), на что генералиссимус «нажимая на каждое слово»: «Да если бы и мы на фронте с такой же скоростью продвигались вперёд, с какой вы переучиваете „Сусанина“, то, пожалуй, ещё не добрались бы до Днепра». Было мгновение, когда казалось, взрыв будет неизбежным. Но… всё обошлось. Не всё, коль после того перенесший инфаркт Пазовский был вынужден передать бразды правления Николаю Семеновичу, а его после новой волны интриг (сколько же ему досталось!) и инсульта вынудили вновь – окончательно – покинуть родной театр. Оба дирижёра ненамного пережили «кремлёвского горца»: скончались в том же, что и он, году, едва отметив каждый 60-летний юбилей.

15

Оба непререкаемые авторитеты, пятикратные сталинские лауреаты. Что же до Ария Моисеевича, то вот воспоминания коллеги отца тенора Анатолия Орфенова: «мы с Соломоном Марковичем ежедневно ходили как ученики в класс, где Пазовский занимался как концертмейстер, добиваясь выразительного пения, но главное – правдивого слова, слияния вокала с человеческой речью. Мы многому научились у Пазовского. Его высочайшая требовательность мобилизовывала, требовала дальнейшего непрерывного труда, обязывала работать над собой ежечасно. Я горд и счастлив, что прошёл эту школу».

16

Вспоминая смешные истории, случавшиеся на сценах Большого, Иван Петров пересказал и такую: «В опере „Саломея“ Рихарда Штрауса на сцене поёт хор евреев. Выдающийся дирижёр Вячеслав Сук (работал в театре до 1933-го года – М. Х.) долгое время бился над стройностью его звучания. Когда фрагмент был отрепетирован, объявил: „Все евреи свободны“. Весь оркестр поднялся и собрался уходить. „Да нет, нет! – закричал Сук. – Не эти евреи, а те, которые на сцене“»…

17

В истории украинского языка и идиша филологи находят нечто общее: первым до начала XIX века местная элита брезговала как холопским, на втором говорил простой люд, и потому в отличие от иврита, «языка пророков», он считался жаргоном. Отношение к разговорной «мове» и языку галуты, местечек, вобравших народность словаря и стилистику устной речи, сменилось после того, как и тот и другой творчеством Тараса Шевченко, Ивана Франко и Леси Украинки, Шолом-Алейхема, Менделе Мойхер-Сфорим и Ицхок-Лейбуш Переца стали языками классической литературы.

18

После совместности с Петром Киричеком отец в 1944 г. записал с Константином Лаптевым любимые мною дуэты «Коли разлучаются двое» и «Дэ ты бродишь, моя доля». Обе считались народными, но вот что обнаружил журналист Николай Овсянников (журнал «Алеф», № 3, 2014 г.). Оказывается, у первой есть авторы, причём первородные слова написал… Генрих Гейне («Когда двое расстаются»). На украинский язык их вначале перевёл Петр Вейнберг, автор известного стихотворения «Он был титулярный советник», романса на музыку Александра Даргомыжского. Но широко известной «Колы…» стали в переводе Максима Славинского, он перевёл более полусотни стихотворений немецкого поэта, и с музыкой Николая Лысенко, написавшего её на два голоса, сопрано и альта. В 1939-м году московское издательство «Союз советских композиторов» издал ноты песни отдельной тетрадкой, инициатором издания Овсянников назвал Соломона Хромченко.

19

В музыкальной «табели престижа» Юрьева считалась лучшей из «цыганских» певиц, классиком бытового романса. Эталонной исполнительницей русских народных песен была признана Русланова. Яунзем собирала и исполняла песни народов мира на 50 языках. Песня «Ты одессит, Мишка» была столь популярна, что Главпур РККА пластинку с её записью разослало в воинские части и на боевые корабли. За пластинками Козина, они входили в особую категорию – не подлежали сдаче на переплавку, выстраивались такие очереди, что для обеспечения порядка приезжала конная милиция. В годы войны он выступал с концертами в частях действующей армии, и по распоряжению наркома путей сообщения ему выделили отдельный вагон; в 1943 г. он пел вместе с Морисом Шевалье, Марлен Дитрих и Изой Кремер в концерте для участников Тегеранской конференции.

20

Теперь-то я знаю, что в Куйбышеве он пел и ещё одну песню Константина Листова, «Материнский наказ», в концерте солистов Большого в дни очередной годовщины Октября.

21

Одного всё же вспомнил: «И, конечно, я хотел бы выделить неповторимого, незабываемого певца Георгия Павловича Виноградова», который одним из первых записал «Катюшу». Лирический тенор красивого тембра, с 1937 г. солист Всесоюзного радио и, между прочим, лауреат I-го Всесоюзного конкурса вокалистов (1939 г.), он наряду с Бунчиковым и Нечаевым знакомил слушателей с творчеством Дунаевского (первым спел его «Школьный вальс»), Богословского, Мокроусова, Молчанова. Вот только зря он сказал в интервью, что ему «довелось быть первым исполнителем „В лесу прифронтовом“». Хотя, может, действительно, ни сном, ни духом не ведал, что до него этот вальс в реально прифронтовом лесу спел другой лирик.

22

Понимая, что авторам статей и книг бывает невмоготу поименовать всех, всё равно расцениваю это «и др.» как унижение столь же равноправных участников спектакля или концерта.

23

В журнале «Итоги» (1998 г.) я наткнулся на заметку о выходе диска с записями отца. Автор писал: «в 1930-50-е годы С. М. Хромченко был одним из ведущих теноров Большого театра…», что мне было маслом по сердцу, но я тут же ахнул: «причём пел так, что коллеги ходили на его спектакли учиться»! Надеюсь, никто из них эту заметку не заметил, тем более Вишневская, «которая после занятий с ним сумела освоить оперный репертуар»… К тому же отец не «ездил по стране в составе комиссии Министерства культуры, искавшей молодых перспективных певцов», это было прерогативой театра, а питерский эпизод был в его практике эксперта единственным.

24

Выйдя замуж за американского книгоиздателя Фрэнка Коламбуса (ему, чтобы женитьба не сорвалась, пришлось издать трилогию «писателя» Л. Брежнева), Надя переехала в США (после смерти Фрэнка возглавляет созданное им издательство Nova Sciense Publishers). Когда же Вишневская вновь прилетела в Москву, а отец после смерти мамы уже был в Израиле, я позвонил ей с просьбой о встрече, на следующий день был принят в квартире на Огарева по-прежнему обворожительной (особенно в пеньюаре) Галиной Павловной. Вопрос о пластинках её озадачил: нет, не получала, вернусь, спрошу секретаря, пообещала написать отцу, даже адрес записала…

25

Гас свет и на концерте для детей из школы-интерната в музыкально-драматическом театре Якутска, но ни Селиванов с Хромченко на сцене, ни в зале не взволновались, а после концерта певцы уважили слушателей, отвечая на их детские вопросы.

26

Ею он объяснял отсутствие мелодий, отличающих западную и русскую классику. Конечно, масштаб оперы и песни несравним, а потому песни (с романсами сложнее), а не арии Екатерины Измайловой или Андрея Болконского подхватывал народ, в отличие от мелодий Верди и Бизе, их-то, впервые услышав, тут же начинали распевать на улицах итальянских и французских городов. Чёрт его знает, почему так не везло советской опере – «среди наших композиторов очень мало людей, владеющих оперными формами» (Вано Мурадели), при всём том, что в симфонической музыке или для хореографии, вспомним Прокофьева, Хачатуряна, Глиэра, советские композиторы были в общем авангардном потоке, а то и впереди планеты всей.

27

В чём повезло несравненной Клавдии Шульженко – и нам, слушателям! – ещё одной уроженки Украины: по одной из версий она родилась в том же, что и отец Чигиринском уезде Киевской губернии, только годом ранее. В 1976-м был записан её концерт в Колонном зале Дома Союзов с эстрадно-симфоническим оркестром Гостелерадио под управлением Юрия Силантьева и инструментальным ансамблем Григория Парасоля. Спетые – и сыгранные! – Клавдией Ивановной «Три вальса», на мой слух-взгляд, эталон музыкально-драматической миниатюры. Простенькая мелодия, минимум слов и всего-то два-три жеста, точнейшие ритм и интонация: слушайте, смотрите, наслаждайтесь.

28

Выпускник (1927 г.) московской консерватории, солист Азербайджанского театра оперы и балета, вскоре после конкурса получил звание народного артиста СССР. Преподаватель (с 1932 г.) республиканской консерватории, лауреат Сталинской и Государственной премий, организатор республиканского научно-исследовательского кабинета музыки, оперной студии, кабинета звукозаписи, нотного издательства.

29

В 1920-е годы вошло в моду менять имена и простецкие фамилии на звучные, скажем Вася Мошкин на Евгений Онегин, а так как тогда немецких специалистов привечали, объявлять себя Бергером, Мейером, Шнейдером, объявления публиковали газеты; отец моего школьного друга, завзятый коллекционер, их вырезал и наклеивал в альбомы, читать их было одно удовольствие. Но ещё до начала войны с Германией взявшие себе такие фамилии с «еврейским прононсом» волосы на себе рвали: в 1933-м в стране ввели внутренние паспорта с графой национальность. Графа значилась в паспорте под 5-м номером, поэтому слова «пятый пункт», непонятные вне СССР, стали эвфемизмом слова «еврей», тогда ещё не прокажённого. Довелось мне слышать об одном эпизоде от носителя такой, но родной, фамилии солиста балета музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. В октябре 1941-го, когда чудо спасло столицу от захвата гитлеровцами, возбуждённые страхом москвичи в каждом человеке с «необычной» внешностью подозревая шпионов, схватили и моего (впоследствии) знакомого: фамилия? Назвал. Немец? Нет, вскричал он, еврей. А, какая разница!..

30

Как о том вспоминал артист, по требованию Сталина. Впервые Вождь услышал его в 1946-м в опере «Вражья сила»: пел Ерёмку; за эту постановку режиссёр Борис Покровский и дирижёр Кирилл Кондрашин получили Сталинскую премию. Призвав к себе в ложу директора ГАБТа Александра Солодовникова, сказал (далее из книги И. Петрова «Четверть века в Большом»): «Сегодня выступал молодой человек с приятным голосом. Но какая же у него фамилия! Немецкая фамилия! А ведь мы только что закончили такую страшную, тяжелую войну! Сколько людей мы отдали за то, чтобы победить в этой войне. И вдруг на сцене Большого театра опять эта немецкая фамилия. Скажите артисту, чтобы он подумал, может быть, ему нужно сменить фамилию»! Понадеявшись на русское авось, певец решил: «пройдёт время, забудется. Однако вскоре опять был какой-то спектакль с моим участием, и опять Сталин вызвал директора, после чего тот сказал: „Иван Иванович! Я не хочу, чтобы Иосиф Виссарионович вызывал меня по этому поводу в третий раз, да его может и не быть. Как хотите, но вы должны фамилию поменять“»…

31

А Вадим Шверубович, не желая, чтобы к нему снисходили как к сыну знаменитого актёра, фамилию деда не только сохранил, но и прославил. В начале Великой Отечественной добровольцем ушёл в ополчение, под Вязьмой попал в плен, бежал из лагеря для военнопленных, добрался до Италии, участвовал в движении Сопротивления. После войны вернулся на родину, был, как все вернувшиеся, арестован, но свезло – вскоре был выпущен, преподавал в училище МХАТа. Вместе с Олегом Ефремовым основатель театра «Современник».

32

Был за Иваном Семеновичем такой грех: любил. И до последних лет помнил, как «В Киеве в синагоге Бродского на празднике Пасхи играли лучшие музыканты и пели певцы оперных театров. Эти праздники были событиями в музыкальной жизни».

33

Знакомые, встречая меня, спрашивали, не арестован ли отец, на «нет» удивлялись. Но странны не их вопросы, а моя наивная до идиотизма вера в то, что с нашей семьёй ничего плохого случиться не может. Я не догадывался, лишь недавно о том мне сказал брат – запомнил, хотя ему в начале 1953-го ещё не было восьми лет, что мама спала почему-то на подоконнике с чемоданчиком под головой, в нём храня тёплое бельё для папы… на всякий случай. При этом помню как он, кем-то напуганный «до потери сознательности», вырывал из сборника очерков об артистах страницы, посвящённые «космополиту», а мои резоны: если энкавэдэшникам, чтобы тебя арестовать, понадобятся улики, сами принесут, до него не доходили. Я храню изуродованный экземпляр книги «Мастера искусств» как напоминание о парализующем разум ужасе.

34

Однажды я задал близкий по смыслу вопрос Мерабу Мамардашвили, чьи друзья – Александр Зиновьев, Георгий Щедровицкий, Борис Грушин – проявляли себя в сходной ситуации (после марта 1953-го) «слишком» свободолюбиво, на что философ, предваряя развёрнутый ответ, сказал: «Для свободных людей такой вопрос возникнуть не может, а если возникает, то они рабы, но с голосом рабов не надо считаться, под него не надо подстраиваться».

35

Музыку сотворили братья Покрасс, слова, как и «Марша Буденного», Д’Актиль. Известен он «Маршем энтузиастов» – «Здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна ученых»! – и лирическими песнями «У меня есть сердце, а у сердца песня», «Звать любовь не надо, явится нежданно». Небесталанным был: написал пьесу, перевёл «Алису в стране чудес», рассказы О. Генри и Дж. Лондона, блестяще спародировал горьковского «Буревестника». Уж он-то, после дореволюционной гимназии, юридических факультетов Томского и Санкт-Петербургского университетов и четырёх лет в нью-йоркском колледже точно понимал, что почём. Но в 1918-м написав: «Перед насмешкой не дрожу я / и не меняю амплуа: приемлю прозвище „буржуя“. / Я – буржуа, я – буржуа», с началом гражданской войны отправился в Политотдел Красной Армии, после чего известный в те годы критик посвятил ему статью: «Гражданская война породила множество приспособленцев, но далеко не все из них могли сочетать запредельную гибкость с несомненными литературными способностями».

36

Из книги Е. С. Власова «1948 год в советской музыке» (фрагмент в Интернете): «Можно с уверенностью утверждать, что сложившийся к тому времени весьма скудный репертуар отражал вкусовые пристрастия Сталина, а назначения и продвижения солистов, директоров и дирижеров осуществлялись по прямому указанию хозяина Кремля… Каждый вопрос, касающийся театра, контролировался лично Сталиным, который чаще всего устно высказывал свою позицию, далее обращающуюся в принятое решение». Особое внимание он уделял двум главным театрам страны, для управления ими – надзора! – была создана специальная Комиссия Президиума ЦИК по руководству Большим и Художественным театрами Союза ССР.

37

По его распоряжению, может, при посредничестве Ольги Лепешинской, молва приписывала ей дружеские отношения не только с Самим, но и с наркомом, отцу перед войной предложили отдельную квартиру (отказался!..), а после возвращения из эвакуации другую (в ней мы жили до переезда в кооперативную квартиру). И то ли байка, то ли быль: якобы дом на Тверской улице № 25 предназначался для высшего состава военно-воздушных сил, но по распоряжению Сталина – а ему об ютящихся в общежитиях артистах поведали любимцы Максим Михайлов и Иван Козловский – отдали Большому театру. При этом Вождь повелел усовершенствовать проект с тем, чтобы артисты вселялись не в клетушки – в просторные квартиры, а в межквартирные стены заложить звукоизолирующий материал (пробковые панели). Указания были перевыполнены: когда несколько лет назад мой брат затеял капитальный ремонт, мастера в спальне под обоями обнаружили… подслушивающее устройство.

38

Когда за тринадцать лет до того в Большом театре отмечали юбилей советского кино, после его с Зускиным выступления в правительственной ложе встал Сталин и на виду всего зала долго артистам аплодировал. За ним встали и остальные, хотя были приучены аплодировать стоя только ему самому.

39

«Если хотите, – писал в статье к 75-летию отца Козловский, – думаю, что легче спеть спектакль, чем провести несколько занятий с поющими учениками… И это ещё не всё. Такие, как он (С. М.), учат петь так, как учили их. Для тех, кто идёт в искусство, это очень важно. Необходима преемственность. И у певца есть замечательные ученики».

40

Отобранные песни, из них 12 записанных на пластинке, считаются народными, хотя у каждой был автор, но имена неизвестны. Между тем в начале XX века петербургское издательство «Восход» собрало в сборнике 376 песен, некогда звучащих за чертой осёдлости – в Украине, Белоруссии, Молдавии, Прибалтике, Польше…

41

По утверждению автора Интернета, в конце XIX и начале XX века повлияла, особенно в юго-западных регионах Российской империи, на стилистику русского городского романса и… блатную песню. Сегодня песни на идише поёт, гастролируя по миру, выпускник Гнесинки Яков Явно: «В идише, – утверждает он, – своя прелесть, свой шарм, свой аромат. К сожалению, великая идишская культура уходит. Это необратимый процесс. Но всё-таки народ, который имеет отношение к этой культуре, жив»! На подаренном отцу фото певец написал: «Моему самому дорогому педагогу Соломону Марковичу Хромченко на долгую память. С уважением. Минск. 01.10.70-й г.»

42

В те годы наивысших достижений «развитого социализма» учреждения прикрепляли к продмагам, где служивых отоваривали дежурным продуктовым набором, приправляя его «дефицитом». Наум, в отличие от Соломона, деликатностью не отличаясь, запросто заходил к директорам и, назвавшись «певец Хромченко» (имел право), что-нибудь получал. За отцом я знаю лишь один такой эпизод. Как-то раз прихожу, и чуть ли не с порога он вручает мне банку шпрот, в ответ на вопрос, откуда дровишки, радостно объясняет: вчера в институте увидел коллегу с магазинным набором, оказалось, распределяли накануне. Тотчас поспешил к директрисе гастронома: «я – такой-то, вчера в институте меня не было, нельзя ли мне сегодня выкупить такой же набор», на что пожалевшая профессора распорядительница благ распорядилась выдать… две банки шпрот. Я едва сдержался, чтобы не вышвырнуть свою в окно… с тех пор о том вспоминая («мы такие гордые»…), всякий раз кляну себя последними словами.

43

В личном деле С. М. Хромченко в РГАЛИ хранятся заполненные им собственноручно анкеты до– и послевоенных лет с вопросами, некоторые из которых меня, а я подобные тоже заполнял, восхитили. Ладно бы требование сообщить не только о своих, но и жены близких родственниках, где и когда родились, кем служат, где прописаны, не были ли осуждены, не оставались ли на оккупированной территории. Так ещё и не состояли ли членами партий, оппозиционных «генеральной линии» ВКП/б/– КПСС, служили ли в жандармерии и даже, вдумайтесь, что этот вопрос означает, воевали ли во время войны в заградотрядах?! А в ответ на вопрос, если ли родственники заграницей, отец писал, что дядя (имя и отчество) то ли в 1912-м, то ли в 1914-м под фамилией Хром уехал в Палестину, и связь с ним оборвалась.

44

Две недели гуляя туристами по Бельгии и Франции, они с Селивановым мечтали, попав в Париж, побывать в Гранд-Опера (как когда-то Козловский услышать хоть одну оперу в Ла Скала). Денег на билеты не было. Петр Иванович на воляпюке «нижегородского с французским» пытался втолковать администратору, что они – солисты знаменитого Большого театра (почему же такие бедные?), полная безнадёга, как вдруг отец запел арию Альфреда «Высоко поднимем мы кубок священный», Петя (Жермон) подхватил: «Ты забыл край милый свой, бросил ты Прованс родной»… восхитившись, администратор всё понял и препроводил гостей в артистическую, или какая там есть, ложу; кстати, москвичам услышанные голоса не «показались».

45

Уроженка Запорожья, в Израиле изменившая имя и фамилию на Лиору Ган, ведёт на радиостанции РЭКА разные программы – «Занавес открывается», «Ещё не вечер», «Интервью в интерьере» и др.

46

Я бы ответил иначе. В театре дружил отец с Селивановым, Лисицианом, Гоциридзе, Орфеновым, Петровым, перед Головановым преклонялся, а Ивана Семеновича – любил, чувствуя в нём, думаю, созвучную, взращённую Украиной душу и был счастлив взаимной симпатией. Прилетая в Москву из Израиля, тут же справлялся о его здоровье. Когда уже тяжело больной И. С. никого не принимал, на звонок отца откликнулся приглашением: «он встретил меня в новом шикарном костюме, наверное, в первый раз надел, в белой рубашке, в бабочке, говорил с трудом, но, провожая меня, вышел в коридор, простились в дверях». Вернувшись в Иерусалим и увидев на экране телевизора портрет Козловского в траурной рамке, Соломон разрыдался, что с ним бывало весьма редко.

47

Анатолий Орфенов: «хотя перед нами всегда стояли две обаятельные фигуры, два непревзойдённых авторитета – Козловский и Лемешев, каждый из нас искал и находил своё собственное место в оперном искусстве Большого театра». Отец в статье к 80-летию Козловского писал чуть иначе: «Для нас, молодых певцов, он был эталоном оперного певца… (его) творчество оказало большое влияние на моё становление как певца… должен откровенно сказать, что, выступая в партии Юродивого, я шёл от образа, созданного И. Козловским и считаю непревзойдённым». То есть авторитет, эталон, влияние – но не очередность по ранжиру.

48

Лишённый и намёка на суетное тщеславие, он видел себя, конечно же, не первым, но равным с поющими с ним в одно время коллегами. Не могу забыть его реакцию на один по моей милости эпизод. Однажды я, приехав с другом в киностудию, где его доснимали в последних кадрах вскоре вышедшего не экраны фильма, несколько секунд изображал в кадре – предложили, не отказался – бессловесного посетителя кафе, сидящего в обнимку с девушкой. Тем же летом в санатории, куда я приехал к отцу на пару недель, фильм показали, отдыхающие принялись поздравлять отца с восходящей звездой экрана, а он, еле стерпев поздравления, мне бросил: «уж если быть актёром, то в первых рядах»! И в одном из последних писем из Израиля: ты не заметил, как я стал певцом высшего качества, но чтобы это не прозвучало с не свойственным ему апломбом, добавил: ха-ха…

49

Чаще его вручают к завершению профессиональной карьеры. Великий режиссёр футбольной игры Алекс Фергюссон был посвящён в сэры в 58 лет, прославленная Алисия Маркова за заслуги в развитии балетного искусства получила орден Британской империи и звание Дамы (равноценный титулу сэр) на шестом десятке…

50

Спустя год после установления Советского Союза оно было диверсифицировано учреждением званий народный и заслуженный артист, через пять лет дошли и до народного артиста СССР, что тут же подхватили, введя соответствующие звания, и союзные республики. А чтобы подманить на ратные подвиги деятелей других областей культуры, были введены звания Народного художника, архитектора, учителя и т. п., до чего даже в нацистской Германии не додумались. В пьесе «Шапка» Владимир Войнович и Григорий Горин высмеяли принятую в государстве иерархию писателей: известный – знаменитый – выдающийся – великий!.. замените писателя художником, учёным, архитектором или артистом (с его званиями), всё будет то же.

51

Кто-либо может вообразить партайгеноссе в Гранд Опера или Ковент Гарден? Вмешательство какого-либо подобия Комиссии Президиума ЦИК, скажем ФБР, в репертуар «Метрополитен Опера»? А в РГАЛИ я, листая перечень документов по ведомству Комитета по делам искусств, заметил ссылку на переписку руководства ГАБТа с Конторой, март-октябрь 1936-го, по поводу постановок опер «Тихий Дон», «Евгений Онегин», балетов «Раймонда» и «Конёк-Горбунок». Увы, читать переписку с «бойцами наркомвнудела» мне не пришлось: записав названия спектаклей и год, я не догадался тогда же зафиксировать шифр, и сколько потом комитетские гроссбухи не листал, найти папку не смог.

52

Уйдя из Большого, Кирилл Петрович стал гастролирующим дирижёром, после 1-го международного конкурса им. Чайковского, на котором аккомпанировал прошедшим в третий тур пианистам, и с Вэном Клайберном впервые выехал за рубеж, в 1978-м году после очередного за рубежом концерта решил не возвращаться в СССР. В откровенных «Беседы с Кириллом Кондрашиным» (запись В. Ражникова) автор рассказывает о закулисной жизни артистов и не только театральных музыкантов.

53

О том же Андрей Хрипин в очерке «Рядовой второго эшелона» об Анатолии Орфёнове: Великие «пели премьеру в присутствии Генерального секретаря, после чего их в главных партиях сменяли „невеликие“ – люди „второго эшелона“, вторые и третьи составы… возможно, в чём-то равные первым, но в силу самых разных, порой необъяснимых причин остающиеся в их тени».

54

В этом месте можно было бы назвать любого коллегу отца, того же Анатолия Орфенова: его дневник с датами, когда А. И. заменял того или иного исполнителя, изобилует пометками «Вместо Козловского», «Вместо Лемешева. Сообщили в 4 ч. дня», кстати, Лемешева, как пишет Андрей Хрипин, чаще всего.

55

Зная, чем ему может аукнуться брат-эмигрант, он даже в сталинские годы стремился проявлять себя, сколь возможно, свободным. Когда все отрекались от репрессированных друзей, помогал молоденькой вдове Михоэлса, арестованной племяннице наркома Рудзутака певице Лилии Орбели (и не только ей) пересылал тёплые вещи, лекарства, деньги. Дружа с «всего-то» суфлёром Большого театра Александром Альтшуллером (до того известный оперный певец, режиссёр, профессор оперного класса и даже один из первых, в 1923-м, Герой труда!), после его смерти организовал не один – два, второй двадцать лет спустя, вечера его памяти в Доме Актёра и ЦДРИ. Добавлю: себя похоронить И. С. завещал в родной Марьяновке (низзя!..) без гравировки на памятнике регалий, у него их было пруд пруди (три сталинских премии, «Гертруда», орденов Ленина пять штук), только даты рождения и смерти: кто меня знал, этого хватит, а кто не знал, тому это ни к чему…

56

И карьера у него, приглашённого в 1926-м в Большой, изначально не ладилась, ему поручали не те партии, на которые претендовал, конфликты с дирекцией закончилось увольнением. Вернул его в театр Сталин: разлюбив Жадана, его заменил другим «хохлом», тут же наградив орденом Ленина (1939 г.) и званием народный артиста СССР (1940 г.).

57

Они «находили счастье в кропотливом повседневном служении своему делу, не требуя почестей и славы. Нельзя не услышать в этом служении и призвук бытийного трагизма – насколько же надо быть сильным и одновременно покорным своей судьбе человеком, чтобы верно ощущать и, главное, внутренне принимать своё место, пусть и во „втором эшелоне“. Быть собой и не желать чужой доли». Далее Андрей Хрипин называет замечательных певцов: «бесконечный список бесславья»…

58

Кстати, благодаря, думаю, частому звучанию на радио отец был популярней многих именитых: меня и сегодня далёкие от искусства люди, услыхав фамилию, бывает спрашивают, не сын ли я «того» Хромченко. И помню эпизод с участием Селиванова (вот у него радийных записей не было). В кинотеатрах шёл американский боевик, друзья, давно пенсионеры, сунулись к администратору, первым Петр Иванович: добрый день, дорогая, я народный артист такой-то, не найдётся ли у вас случайно четырёх билетов? Облом. Минут через пять отец: я солист Большого театра такой-то… тут же: вам сколько?

59

Напиши такое западный рецензент, сказал мне Гурген Овсепян, два десятилетия выступавший на европейских сценах, любой певец счёл бы это оскорблением и потребовал бы публичного извинения.

60

Однажды утром у нас дома раздался телефонный звонок, мама подняла трубку: «Где же Соломон?! Я с ребенком стою на Киевском вокзале, он обещал меня встретить, сколько ещё ждать»?.. На что мама: «Его срочно вызвали в театр, так что вы не ждите, садитесь в такси и приезжайте, такси я оплачу»…

61

Друзья семьи организовали поздравительную телеграмму Бориса Ельцина на всамделишном правительственном бланке, её, как и положено, доставил кремлёвский нарочный. Отец долго вертел телеграмму в руках, никак в толк взять не мог, что с ней делать, пока гости не потребовали: читайте вслух! Медленно прочитав, сказал прилетевшей с ним Саре: «Оказывается, меня и Ельцин знает»…

62

Напряжение нарастало по обе стороны границы. Расстрел Тухачевского и «проходящих по его делу» генералов положил начало широкомасштабным репрессиям командного состава РККА, приказ НКВД «Об операции по репрессированию бывших кулаков…» дал старт «Большому террору». А над Европой нависал фашизм: к антикоминтерновскому пакту Германии с Японией присоединилась Италия. Декларируемые демократические принципы в новой конституции (заменяла прежнюю, 1924-го года), должны были, по замыслу Сталина, повысить привлекательность СССР за рубежом.

63

Продолжая доклад, секретарь едва ли не с личной обидой: «Недавно мы обсуждали на партийном собрании об идейно-политической работе в балете. Там выступила Сусанна Звягина, член парткома (!): „Я занимаюсь английским языком, и мне некогда ходить в УМЛ“. Выходит, что для неё английский язык важнее, чем знание теории марксизма-ленинизма»…

64

В статье к 75-летию отца Козловский выделил его гражданственность. В чём он её увидел, я не знаю, что же до самого И. С., то однажды я оказался свидетелем её им проявления. В 1967-м в ЦДЛ отмечали 75-летие Константина Паустовского, вечер вёл Вениамин Каверин (о чём потом вспоминал в книге «Эпилог»). Одним из первых писателя поздравил «любящий юбилеи и умевший их украшать Иван Семёнович Козловский», начал с иронии: «на вечер явился весь секретариат Союза писателей и даже Михалков» (о нём Каверин: «живое воплощение продажности, разъедавшей и разъединявшей нашу литературу»). Общий смех, потому что автор гимна опоздал на полтора часа. Сходу решил выступить, но Каверин одёрнул: «я вам слова не давал», позже выйдя на сцену, начал с объяснения: «опоздал, выступая перед избирателями»!.. Ту т уж И. С. «изобразил благоговение перед такой важной государственной причиной, с благоговением поднял руки и смиренно подогнул колени. В зале оглушительно захохотали, Михалков, растерянно моргая, умолк».

65

Члены партии по негласному, естественно, но всем известному «закону» обязаны были подписываться в размере двойного оклада, а также выписывать газету «Правда» и журнал «Коммунист» (депутаты – газету «Известия»), отец открывал их разве что перед партсобранием или занятием в УМЛ.

66

Сын Ильи Мурадяна родился в Гори, родине Сталина. Впитав его ауру, юный Иван Ильич изменил имя и фамилию под грузинское звучание, предпочтя стать Вано Мурадели. Выпускник тбилисской, консерватории, затем и московской по классу Николая Мясковского, едва ли не единственного, кто не побоялся вступиться за своего ученика. После всех обвинений написал несколько песен – «Русский с китайцем братья навек… Сталин и Мао слушают нас» (и др.), за что был награждён второй Сталинской премией. Через пять лет – после Постановления ЦК КПСС об исправлении ошибок в оценке оперы «Великая дружба» – вернулся на музыкальный и общественный Олимп. В том же году подписал «Письмо тринадцати» (в поддержку письма «двадцати пяти») деятелей науки и культуры в президиум ЦК КПСС: «реабилитация Сталина в какой бы то ни было форме явилась бы бедствием для нашей страны и для всего дела коммунизма»…

67

В 1919-м Ленин направил Орджоникидзе чрезвычайным комиссаром на Кавказ для борьбы с белогвардейцами, но о том, что с ним после смерти Ленина конфликтовал Сталин, автор либретто, композитор и руководство театра не знали. Кстати, 30-летие Октября театр отметил и новым балетом «Юность» (по мотивам романа «Как закалялась сталь»), о чём та же газета опубликовала очередной призыв «Создадим спектакли, достойные нашей великой эпохи», но и этот, и тем более балет «Пламя Парижа» под раздачу не попали. Потому что Борис Асафьев писал музыку специально для Ольги Лепешинской, танец которой, часто приезжая на «Пламя…», любил Сталин.

68

Знаю единственную школу, знаменитую в Москве 110-ю. Её директор, Иван Кузьмич Новиков в послевоенные годы придумал вести в старших классах еженедельные уроки «внешней и внутренней политики»: обязывая нас «обсуждать» вычитанные из газет и журналов новости, объяснял, зачем: «я учу вас читать между строк»!.. Хотя к подлинному пониманию, рефлексии и мышлению всё это отношения не имело, какие-то зёрна в нас всё же запали.

69

В 1960-е двое молодых москвичей оказались в одной больничной палате, на обходе знакомясь, старенький профессор спросил, какое у них образование? Высшее, доложили оба, авиационный институт, философский факультет университета. Да, вздохнул «человек из прошлого», а когда-то подлинно образованными считались только выпускники историко-филологических факультетов, да и то не любого университета. От себя добавлю: научно-инженерные дисциплины, в чём Советский Союз был на уровне мировых стандартов (надо же было готовиться к войне), на формирование личности не влияют, а философии в советском университете противостоял марксизм, извращённый ленинизмом-сталинизмом.

70

Что-то с ним произошло в упоительные майские дни 1945-го. Дважды выступив по радио, 1-го мая сказал: «Мы горды тем, что героические бойцы победоносной Красной Армии встретились на Эльбе с доблестными солдатами славных армий союзников». А 9-го, победителями назвав «могущественную мужественную Красную Армию» и «великую коалицию демократических свободолюбивых народов Советского Союза, Соединённых Штатов Америки, Великобритании», восславив женщину-мать, молодёжь, святость и величие любви, право и справедливость, заключил: «Победили мы! Люди! Победил человек»! И ни единым словом не вспомнил Генералиссимуса. После чего жить Михоэлсу осталось три года…

71

Непередаваемо невозможно было жить «поперёк» той эпохи без компромиссов: спустя полгода в «Известиях» появляются его восхваляющие Сталина стихи: «А в те же дни на расстоянье / За древней каменной стеной / Живёт не человек, – деянье: / Поступок ростом с шар земной»… Заодно и финал его письма 14 марта 1953-го Фадееву («Дорогой Саша!): Какое счастье и гордость, что из всех стран мира именно наша земля стала родиной чистой мысли, всемирно признанным местом осушенных слёз и смытых обид»! «Трагический тенор эпохи» сказано не про него, а можно и о нём и других замечательных поэтах, но права их судить нет ни у кого, кто не жил в те времена.

72

Про великого норвежца это было бы правдой: непримиримый к своим коммунистам, Советскую Россию он поддерживал.

73

Автор текста в Интернете восхитителен: «Арест мужа не мог не сказаться на судьбе балерины – вместо Сталинской премии 1-ой степени она была награждена Сталинской премией 2-й степени»!..

74

Выпускник университета Кракова, до переезда в Советский Союз вступил во французскую компартию, в 1930-м принят в ВКП/б/, член правления Союза писателей СССР, один из авторов книги «Канал имени Сталина». В 1937-м с обвинением в контрреволюционной деятельности репрессирован, погиб в ГУЛАГе. Роман опубликован в журнале «Новый мир» посмертно в оттепельном 1956-м.

75

Немецко-американский философ, политолог, историк, занималась в семинарах Мартина Хайдеггера (одно время принимал нацизм) и Карла Ясперса (его изначально отверг). Когда к власти пришёл Гитлер, эмигрировала во Францию, затем в США, спустя годы благодарила эту страну за «возможность стать гражданином, не платя за это ассимиляцией»…

76

Как тут не вспомнить воспетого позже, в брежневские времена Александром Галичем кавалера многих орденов, депутата горсовета, мастера цеха, знатного человека Клима Петровича Коломейцева: «Израильская, – говорю, – военщина / Известная всему свету / Как мать, – говорю, – и как женщина / Требую к ответу! / Который год я вдовая, / Всё счастье – мимо, / Но я стоять готовая / За дело мира!»

77

Кто-то из писателей, более других предположительно Шолохов, сказал: «Да, был культ… но была и личность». Не знаю, можно ли назвать личностью растлителя миллионов душ и палача, по мне уместней было бы другое слово-определение. Типа уникальный интриган, кому власть не упала в руки по прихоти случая, он годами подбирался к ней хитростью и вероломством, успешно охмуряя не самых простодушных персонажей, уничтожив якобы конкурентов, не щадя ему преданных, и удерживал не одно десятилетие.

78

Родился в Минске, с родителями перебрался в украинскую столицу, где одно время служил помощником комиссара ревтрибунала Киевского военного округа. Его кинематографическая карьера связана с Ленинградом, где он создал и возглавлял 1-ю комсомольскую постановочную бригаду фабрики «Совкино», ныне киностудия «Ленфильм», снимая фильмы о советской молодёжи.

79

Из семейного архива: «Челябинский горком ВЛКСМ выражает Вам глубокую благодарность за участие в творческой встрече-концерте 27 февраля 1955 года с молодыми патриотами города Челябинска, отъезжающими на освоение целинных и залежных земель, и желает Вам доброго здоровья и больших творческих успехов в деле развития советского социалистического искусства». Секретарь горкома ВЛКСМ (имярек).

80

Её муж, Мирек Адамец, программист, Аня, химик, подрабатывала переводами, и Прага ещё социалистическая, и нате вам – не к закату жизни у них свой дом с садом в престижном районе, дома у детей, нехилая дача в получасе езды от города. Сравнения напрашивались. Мамин старший брат, дослужившись до главного бухгалтера министерства (как «космополита» турнули), все годы в Москве прожил с женой в двухэтажном деревянном доме без удобств в комнате, внешняя стена которой была подпёрта двумя деревянными столбами, а накопленные для покупки кооперативной квартиры рубли пропали в первой послевоенной денежной реформе. В одной комнате ютился с женой, работавшей, и дочерью средний мамин брат, начальник отдела номерного завода. Не сумел выбраться из киевской коммуналки и младший брат, жил с отцом, моим дедом, а за то, что почти полвека проработал – рабочий, мастер цеха – на одном и том же заводе, его после войны восстанавливая, получил… именной золотой значок.

81

Много отца моложе певица Нехама Лифшицайте, с 2006-го председатель Всемирного совета культуры на идише, после эмиграции из СССР (1969 г.) гастролировавшая по миру, оставшимся в Союзе друзьям написала: «Мы проср… свою жизнь»!

82

Всю нашу совместную жизнь он от меня скрывал свои неприятности: не хотел, что бы ни случалось, огорчать. Его поразительное признание я прочитал в интервью накануне 90-летия: «Господи, – восклицает Капшеева, – не пьёте, не курите, делаете зарядку, гадостей никому не делаете! Неужто вы совсем безгрешный? А слабости где»? На что он (слабости у него, конечно же, были, как у любого человека): «Один раз я ударил старшего сына за то, что солгал»… Поясню: до восемнадцати лет я был обязан приходить домой до полуночи. В тот раз опоздав, в передней увидел бледных маму с папой, на вопрос, что случилось, ничего лучшего не придумал, как сказать, что глаз засорил, зашёл в глазную больницу (рядом с нашим домом), за что и получил. Но это ж надо: я о том эпизоде через неделю забыл, а он полвека помнил!

83

Купив вместительную кооперативную квартиру, за которую потом четверть века расплачивался, он мечтал о большой дружной семье: в праздники собираются за длинным столом – патриарх во главе!.. Не сбылось: семьи братьев родственных чувств не испытывали. Тем не менее, решив перебраться в Израиль, он надеялся, что Саша и я последуем за ним, из первой поездки привёз славящую страну рекламную литературу, но оба мы отказались сразу, он не настаивал, уважая наше решение, так и остался один на один с кузиной.

84

Только в России журнал «Музыкальная жизнь» мог заказать ему с Селивановым рецензию на гастроли Марио дель Монако, газета «Вечерняя Москва» просить его, уже пенсионера, сходить на оперу «Кер Оглы» гастролировавшего в столице азербайджанского театра и написать рецензию, «Московская правда» заказать (в соавторстве с Кириллом Кондрашиным) статью к юбилею их коллеги, премьера Большого Алексея Пирогова и, позже, статью к 80-летию Ивана Козловского. Израильская пресса проявила интерес к нему, когда впервые приехал (юбилейное с ним интервью организовала Анна Грандель), и вспомнила напоследок: «20 января в Москве в возрасте 95 лет скончался патриарх еврейской и русской вокальной сцены Соломон Маркович Хромченко» (Тель-Авив, «Вести», 06.02.2002).

85

Когда я в последний раз из Израиля улетал, они довезли меня (Сара за рулём, это было нечто) до автостанции, а я, усевшись в автобус, видел, как они – он поддерживал её под руку – бредут к машине, сердце сжималось от боли за них обоих…