Солдаты без оружия - [122]

Экипаж Рубцова занял свои места. Рубцов, высунувшись по пояс из башни, видел, как маленькие черные фигурки цепью бежали по полю, приближались, росли, что-то кричали.

— По пехоте залповый огонь, пли! — раздалась команда.

Короткая вспышка осветила дерево с растопыренными ветвями и сбитой снарядом вершиной.

Второй залп вынудил пехоту залечь.

— За Родину! Ура-а!

Танки вырвались из укрытий. Осыпая в окопы комья мерзлой земли, они понеслись в атаку. Навстречу из темноты вынырнули немецкие танки.

Противники сближались без выстрела, все наращивая скорость. Соболев, согнувшись, глядел в смотровую щель, сжимая рычаги так, что побелели суставы пальцев. Рубцов замер у пушки, ожидая команды комбата. Федя Васильев держал руку на спуске, не сводя глаз с лица командира.

Первыми не выдержали немцы, открыли огонь с ходу.

Наши не отвечали, маневрируя, продолжали двигаться вперед. Вражеская пехота в панике бросилась наутек, к своим танкам.

— Огонь! — скомандовал Дронов.

Рубцов кивнул. Васильев нажал рычаг спуска. Машина вздрогнула.

Один из немецких танков задымил. Соболев повернул довольное, улыбающееся лицо, поднял большой палец:

— Штука есть!

Федя Васильев уже заложил второй снаряд.

Но в это время послышался по радио властный голос комбрига:

— Не зарывайтесь, не зарывайтесь! Давай обратно!

— Давай обратно! — нехотя повторил команду Дронов.

Отбив атаку, танки возвращались в укрытия. Все затихло. Но еще долго шли в экипажах возбужденные разговоры.

— Танк-то ты славно накрыл! — обращаясь к Рубцову, сказал Соболев.

— По-гвардейски.

— Слабы они против нас.

— Не в том главное, — сказал Рубцов. — Главное — кто за что воюет.

— Что же, ребята, может, теперь поспать? — спросил Любопытный.

— Сейчас не наша очередь.

— Нам и здесь как дома, — проговорил Соболев, вытягиваясь на сиденье.

— Прошу располагаться. Мягкие места свободны, — балагурил Федя Васильев.

Рубцов остался бодрствовать. Остальные, усевшись поудобнее на сиденьях, задремали.

Раздался глухой, далекий выстрел. Рубцов прислушался. Второй, третий. Рубцов открыл верхний люк. С востока доносилась учащенная стрельба. Он догадался, в чем дело, обрадовался.

— Ребята, слышите?

— А? Что?

— Слышите?

— Что это?

— Стреляют.

— Да, да. Слышим.

— Так это же наши. Фрица доколачивают! Сюда идут.

— Елки-палки, значит, скоро добьем проклятую группировку — и на Берлин!

Танкисты вылезли из машины и долго молча слушали канонаду.

IX

В штабе было тихо.

В темных комнатах спали связные, ординарцы, шоферы — все, кому полагалось быть при штабе. У комбрига еще не спали. Бударин сидел над картой, потирая ладонью лоб, напряженно думал. Неярко горел электрический свет. Пахло табаком, бензином, машинным маслом. Из темных комнат долетало сладкое, заманчивое похрапывание. С улицы доносились равномерные поскрипывающие шаги часового, они как будто выговаривали: «спи-спи, спи-спи».

Комбригу очень хотелось спать.

Раздавались трескучие телефонные звонки. Бударин брал трубку, отдавал распоряжения и опять задумывался.

Приходили офицеры связи, докладывали обстановку. Комбриг, выслушав их, делал на карте пометки цветным карандашом — то кружок, то стрелку; тут же отдавал короткий ясный приказ. Кто-нибудь поднимался и уходил.

И вновь наступала тишина.

Бударин доставал из кармана платок, вытирал слезящиеся, воспаленные глаза, сосредоточенно всматривался в карту. Все больше синих кружков скапливалось вокруг Сянно, все ближе продвигались они к окраинам станции, все сильнее сжималось кольцо окружения. Лишь одна узенькая полоска — дорога на хутора — оставалась свободной.

Бударин долго смотрел на эту полоску, что-то соображал. В усталом мозгу с трудом рождались мысли, путались, терялись, кое-как связывались между собой.

«Да… Нужно во что бы то ни стало держать эту дорогу. Зачем держать?.. Вот зачем. По дороге, хотя и под обстрелом, можно отправлять раненых, подвозить горючее и боеприпасы. Так, так… Еще что? Вот что. Надо будет попросить соседа помочь».

— Савельев!

— Слушаю, товарищ гвардии полковник.

Из темного угла поднялся молодой офицер связи с белыми бровями и скуластым лицом, на ходу одергивая полушубок, подошел к комбригу.

— Поедешь к Фролову, передашь: прошу держать дорогу на хутора.

— Слушаюсь, разрешите идти?

— Иди.

Через минуту загудел броневик. Удаляясь и затихая, он скоро смолк, и вновь наступила тишина.

Цветные кружочки перед полузакрытыми глазами Бударина ожили, зашевелились, побежали по дороге. Потом они остановились, собрались в кучу. И вдруг торопливо разлетелись, как вспугнутые мухи с куска сахара. Бударин увидел перед собой моложавое спокойное лицо Загрекова.

«А-а! Это он очистил дорогу. Он всегда приходит на помощь в трудные минуты».

«Все будет хорошо, — говорит Загреков. — Приказ выполним. Только надо немного отдохнуть, собрать силы».

Бударин уснул.

И тотчас, как по команде, уснули офицеры.

У майора Цырубина вывалилась из рук толстая книга и, раскрывшись, шмякнулась на пол. Все вздрогнули.

— Ну, дьявол, и спать не может спокойно, — проворчал кто-то.

В три часа ночи вблизи штаба разорвались снаряды, и в то же мгновение тревожно зазвонил телефон.

Бударин рывком вскинул голову, схватил трубку, выслушал, крикнул офицерам: