Солдаты без оружия - [124]

— Фамилия? Быстрее!.. Имя, отчество? Яснее!..

Не дописав последних букв, он закрывал глаза и дремал до той поры, пока не вносили следующего раненого.

Анна Ивановна, как всегда, работала на двух столах: пока на одном раненого подготовляли к операции, на другом происходила операция.

Ни одним словом, ни одним жестом не выдавала Анна Ивановна своей усталости. Никто не знал, как у нее горели подошвы, как остро болели икры, как ей хотелось скинуть сапоги и посидеть прямо на полу хоть несколько минут.

— Потерпи, дорогой. Потерпи, родной. Для тебя делаю, — говорила она раненому.

Посмотрев в ее добрые глаза, раненый переставал стонать, будто и в самом деле боль утихала.

— Анна Ивановна, вам совершенно необходим отдых, — сказал Рыбин, смазывая концы пальцев йодом. — Я готов вас заменить.

— Оставьте, Александр Семенович, я еще могу работать.

— Вы обязаны, по возможности, сохранять силы. Это очень важно для раненых, — настаивал Рыбин.

Анна Ивановна подняла голову, на секунду оторвалась от работы:

— Спасибо вам, но позвольте мне самой распоряжаться своими силами, Александр Семенович. Я вас очень об этом прошу.

Рыбин постоял, подумал, приказал:

— Товарищ Мурзин, поставьте еще один стол. Для меня.

Мурзин молча выполнил приказ.

В подвале появился Филиппов, запорошенный землей, но, как прежде, подтянутый и собранный. Его сопровождали Сатункин и Годованец.

— Ну и ну! — весело сказал он санитарам, стряхивая землю с одежды. — Пока до вас добрался, всего обсыпало.

— Беречься надо, товарищ капитан. Дела-то такие… накроет, — посоветовал Коровин.

— Хорошо. Уберегусь, — просто сказал Филиппов. — Как работается?

— Да ничего… Справляемся.

— А где же твой дружок закадычный, Бакин? Почему один работаешь?

— Да тут такое дело…

— Большой шибко, длинный. По лестнице не проходит, — поспешил объяснить Саидов.

— А зачем перевязали руки?

— Оно не так скользит, товарищ капитан… вроде бы для удобства, — пробормотал Коровин, пряча забинтованные руки за спину.

— Рационализация, стало быть?

— Она самая.

— Развяжите-ка. Посмотрим.

— Может, к капитану пройдешь, товарищ начальник? Капитан тут, пожалста, — попытался выручить напарника Саидов.

— Пройду, пройду, разбинтовывай.

Коровин нехотя снял бинт. Филиппов поднес ладонь санитара к лампочке и нахмурился. Ладонь была иссиня-красной, обезображенной и представляла собой сплошную мозоль. Филиппов сочувственно смотрел на санитара, а тот виновато моргал, переминаясь с ноги на ногу.

«Вот она, истинная самоотверженность, — подумал Филиппов, — без крика, без рисовки. Работает, покуда хватит сил, и никаких наград не просит. Работает, потому что так надо».

— Нельзя так, дорогуша! — участливо сказал Филиппов. — Испортишь руки, как дальше работать будешь?

— Оно ничего, работать-то будем, товарищ капитан.

— Нет, нет, твои руки еще нам пригодятся. Сатункин! Годованец! — позвал Филиппов. — Становитесь работать вместо Коровина и Саидова. А вы, товарищи, идите отдыхать. Без разговоров, отдыхать! Да ладони-то вазелином смажьте.

— Вам виднее, товарищ капитан, — уклончиво ответил Коровин.

Филиппов осмотрел заново оборудованные отсеки, похвалил Трофимова.

Гулиновский при виде Филиппова вскочил, пристукнул каблуками.

— Садитесь, продолжайте работать, — сказал Филиппов. — Товарищ Мурзин, дайте мне халат.

Филиппов надел халат, подпоясался вместо пояса бинтом, тщательно вымыл загорелые мускулистые руки, повязал голову косынкой и встал к столу.

— Разрешите пристроиться, товарищ командир?

— Пожалуйста, товарищ начальник. — Рыбин приветливо кивнул.

— Спасибо, что нас не забываете, — сказала Анна Ивановна.

— Как это я могу забыть?

— Все-таки у вас и без нас дел хватает.

— Главное, Анна Ивановна, — люди, вы-то знаете…

Раскрылась дверь. Внесли раненого.

Филиппов и Рыбин удивленно переглянулись: раненого вносили Коровин и Годованец.

— Вы каким образом здесь? — спросил Рыбин, обращаясь к Годованцу.

— А вы все-таки работаете? — спросил Филиппов Коровина, но тут же и сам понял: никто из санитаров на отдых не ушел.

Совсем рядом, наверху, разорвался снаряд. Подвал вздрогнул, загудел. Донесся пронзительный крик.

— Вот он, отдых-то, — тихо произнес Коровин и упрямо взялся за носилки. — Пошли. Нечего стоять.

Больше разговора не начинали.

Слышно было, как позванивали инструменты да иногда стонал раненый.

— Следующего, — командовал Филиппов.

— Повязку, — приказывала Анна Ивановна.

— Шарик, пожалуйста, — просил Рыбин. — Зоя, что вы так долго?

Рыбин по натуре своей был человеком несколько медлительным, а от Филиппова отставать ему не хотелось: неудобно было перед подчиненными. Он старался, как только мог, и с завистью смотрел, как быстро двигались ловкие пальцы Филиппова.

— Зоя, пеан, пожалуйста… Живее!

Кто-то открыл дверь. Некоторое время в перевязочную никто не входил, дверь оставалась открытой. Затем появились санитары с носилками в руках. Они двигались осторожно, стараясь не тряхнуть носилки, идти в ногу, плавно. Раненый вел себя необычно: опершись на руки, он свесил левую ногу с носилок, а правую держал неподвижно вытянутой, следил, чтобы ничто ее не задело, никто к ней не прикоснулся. Губы раненого побелели, глаза испуганно округлились.