Сокровищница тайн - [30]

Шрифт
Интервал

И прохожие люди — сказанья о том говорят —
Перед павшей стояли, как сумрачных коршунов ряд.
Молвил кто-то: «О тлен! Удивляться, приятели, надо ль,
Что в наш мозг веет мраком пред нами лежащая падаль?»
И добавил другой: «Здесь не только для разума мгла,
Мне глаза она жалит, и душу она мне сожгла».
Каждый песню пропел все того же печального лада.
Поношенье в ней было, и горечь была, и досада.
Но Иса понимал, что людская толпа не права,
И сказал не о мрачном — о светлом сказал он слова.
И сказал он, с красой сокровенной, невидимой дружен
«Эти белые зубы прекраснее светлых жемчужин».
Улыбнулись прохожие: мрака распался покров, —
И блеснули их зубы от света услышанных слов.

* * *
Ты других не кори и себя не считай без порока.
Опусти свои очи. В злоречии много ли прока!
Держишь зеркало ты, отраженье родное любя.
Ты разбей это зеркало. Надо ли славить себя?
Ты в наряде весеннем, стоишь ты с весельем во взоре.
Как бы время тебя не заметило в этом уборе!
Чтоб укрыть твой порок, чтоб от ангелов был он вдали,
Девять синих завес милосердно тебя облекли.
Где в лазурном кругу утоленье найдешь и веселье?
Многозвездная цепь — не твое, человек, ожерелье.
Ты — не пес, не тебе предназначен ошейник Плеяд[104],
Ты — не ослик Исы, что же вьюки тебя тяготят?
Небосвод — вдовий плащ; над земным он склоняется лугом.
Что есть видимый мир? Это плод, пораженный недугом.
Мир, со всем, что придет, и со всем, что исчезло давно, —
Преходящ. Это — малое, это — пустое зерно.
Горький мир ты вкушаешь, Хаджа! Разве есть в нем услада?
Не с тобой Низами: для меня его больше не надо.

РЕЧЬ ОДИННАДЦАТАЯ

О НЕВЕРНОСТИ МИРА


Если все ты постиг, ты сверни многозвездный ковер.
Не для нардов простерт этот синий неверный простор!
Пожеланья твои не исполнятся небом. Напрасно
С небом честно играть. Ведь лукавит оно ежечасно.
Ставить ногу свою на неверное море — зачем?
Кладь везти по волнам, предвещающим горе, — зачем?
Сокол утке сказал: «Как отрадно в степи!» — «До свиданья, —
Так ответила утка, — нужны ль мне такие скитанья?»
Ты в печальной ладье. И, грустя, я того не таю,
Что поклажа твоя подготовит погибель твою.
Выкинь тягостный груз — ведь ладью он безжалостно давит.
Не подав тебе хлеба, тебя он воде предоставит.
В этом хрупком сосуде — увы! — безопасности нет.
В этой кости, увы, мозга веры и властности нет.
Мир тебе не потатчик. С тобою идет он не в ногу.
От него отойди, отыщи ты иную дорогу.
Что на этом столе? Не напрасно ль он смертному дан? —
Оскверненная чаша, унылый, пустой дастархан.
Ты на мир поглядишь, и твой рот он зашьет, негодуя.
Коль его укоришь, он язык твой сожжет, негодуя
Паланкин его пуст, бубенцы хоть и радуют слух.
Чаша мира пуста, но над чашею множество мух.
Только малость испивший из чаши неверного пира
С головою утонет в кольце ненадежного мира.
Жить в подобном селенье — твоя и беда и вина:
В нем смятение мысли и в нем — треволнение сна.
Там, где нет бытия, там свою обретешь ты обитель.
Этот край ты покинь, о развалин обманчивых житель!
Пусть над краем неверным встает и расходится дым.
В нём ведь станешь ты старым, не будешь всегда молодым.
Что ты тянешься к миру, к нему простираешь ты руки?
Не тобой он рожден, и рожден он для горькой разлуки.
Этот мир зачеркни, и печали умчатся, как сон.
Ты покой обретешь, позабыв о вращенье времен
В дальний путь ты идешь, так иди в этот путь спозаранок.
Снедь в дорогу сбирай, и сбирай ты ее для стоянок.
В этой скудной пустыне, наполненной дэвами, — ад.
В ней сгорают от зноя, от жажды в ней души горят.
Жизни влага нужна, а пустынной что горестней доли?
В ней источником солнечным созданы области соли.
Как вино для неверных — ужасный ее солончак.
Не кебаб в ней находят, а взора недоброго мрак.
Нет в пустыне воды; от ее голубеющей соли,
Как вода, льется желчь человеческой скорби и боли.
По страшащему сердце, по злому, пустому пути
Караван человека спокойно не может идти.
о зное жаркой пустыни, где дэвы нас кружат упорно,
Сердце — в тесном кругу, но томлениям сердца просторно.
Тот, кто к этой пустыне душою приладился, — тот
В своем сердце застывшем одну только горечь найдет.
Вся земля — словно ад. Ты, от страха на ней замирая,
Темный ад отстрани и достигни желанного рая.
Прах земной распадется, но время, живых не любя,
Шаг за шагом ступая, заране растопчет тебя.
И руками своими тебя оно вырвет из праха,
И тебя потеряет, куда-то метнувши с размаха.
Снова к праху вернется из праха исторгнутый прах.
Так зачем же по праху бредешь ты, как будто впотьмах?
Под подошвой своей никого не топчи ты, блуждая;
Мир подобных тебе растоптал без конца и без края.
В мир пришедший не может из мира души унести.
Ведь никто не узнал о безмерном, о тайном пути.
Так зачем же ступать по шипам, по колючим дорогам?
Лучше встать, и уйти, и не медлить в решении строгом.
Из ужасного края ты все же уйдешь. Не пойму,
Что же медлишь ты здесь? Почему не спешишь, почему?
Мир — привал. Эту область считать вековечной не надо.
Злую осень считать нам весною беспечной — не надо.

ПОВЕСТЬ О ПРОЗОРЛИВОМ МОБЕДЕ


Хиндустанский мобед в долгом странствии бросил на сад,
Что увидел в пути, испытующий, пристальный взгляд.
Он увидел стоянку, рибат благоденственный, или

Еще от автора Низами Гянджеви
Из персидско-таджикской поэзии

Небольшой сборник стихов Ильяса ибн Юсуф Низами (1141–1211), Муслихиддина Саади (1184–1292), Абдуррахмана Джами (1414–1492), Афзаладдина Хакани (1121–1199) и Насира Хосрова (1003–1123). .


Искандер-наме

Низами считал поэму «Искандер-наме» итогом своего творчества, по сравнению с другими поэмами «Хамсе» она отличается некоторой философской усложнённостью. Поэма является творческой переработкой Низами различныхсюжетов и легенд об Искандере —Александре Македонском, образ которого Низами расположил в центре поэмы. С самого начала Александр Македонский выступает как идеальный государь, воюющий только во имя защиты справедливости.


Хосров и Ширин

Содержание поэмы «Хосров и Ширин» (1181 год) — всепоглощающая любовь: «Все ложь, одна любовь указ беспрекословный, и в мире все игра, что вне игры любовной… Кто станет без любви, да внемлет укоризне: он мертв, хотя б стократ он был исполнен жизни». По сути это — суфийское произведение, аллегорически изображающее стремление души к Богу; но чувства изображены настолько живо, что неподготовленный читатель даже не замечает аллегории, воспринимая поэму как романтическое любовное произведение. Сюжет взят из древней легенды, описывающей множество приключений.


Родник жемчужин

В книгу вошли стихотворения и отрывки из поэм персидских и таджикских поэтов классического периода: Рудаки, Фирдоуси, Омара Хайяма, Саади, Хафиза, Джами и других, азербайджанских поэтов Хакани и Низами (писавших на фарси), а также персоязычного поэта Индии Амира Хосрова Дехлеви.


Любовная лирика классических поэтов Востока

В книгу включены стихи классических поэтов средневекового Востока — арабских, персидских, турецких — о любви.Крупнейшие мастера восточной лирики сумели взволнованно и проникновенно, с большой художественной силой рассказать о радостях и трагедиях, которыми отмечена подлинная любовь.


Лейли и Меджнун

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Рубайат Омара Хайяма

Впервые изданный в 1859 г. сборник Rubaiyat of Omar Khayyam познакомил читающую по-английски публику с великим персидским поэтом-суфием и стал классикой английской и мировой литературы. К настоящему времени он является, по мнению специалистов, самым популярным поэтическим произведением, когда-либо написанным на английском языке. Именно написанном — потому что английские стихи «Рубайат» можно назвать переводом только условно, за неимением лучшего слова. Продуманно расположив стихотворения, Фитцджеральд придал им стройную композицию, превратив собрание рубаи в законченную поэму. В тонкой и изящной интерпретации переводчик представил современному читателю, согласуясь с особенностями его восприятия, образы и идеи персидско-таджикских средневековых стихов.


Книга дворцовых интриг. Евнухи у кормила власти в Китае

Эта книга необычна, потому что необычен сам предмет, о котором идет речь. Евнухи! Что мы знаем о них, кроме высказываний, полных недоумения, порой презрения, обычно основанных на незнании или непонимании существа сложного явления. Кто эти люди, как они стали скопцами, какое место они занимали в обществе? В книге речь пойдет о Китае — стране, где институт евнухов существовал много веков. С евнухами были связаны секреты двора, придворные интриги, интимные тайны… Это картины китайской истории, мало известные в самом Китае, и тем более, вне его.


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.


Семь красавиц

"Семь красавиц" - четвертая поэма Низами из его бессмертной "Пятерицы" - значительно отличается от других поэм. В нее, наряду с описанием жизни и подвигов древнеиранского царя Бахрама, включены сказочные новеллы, рассказанные семью женами Бахрама -семью царевнами из семи стран света, живущими в семи дворцах, каждый из которых имеет свой цвет, соответствующий определенному дню недели. Символика и фантастические элементы новелл переплетаются с описаниями реальной действительности. Как и в других поэмах, Низами в "Семи красавицах" проповедует идеалы справедливости и добра.Поэма была заказана Низами правителем Мераги Аладдином Курпа-Арсланом (1174-1208)


Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет.