Сокровищница тайн - [28]

Благодарность забыл. Благодарным и радостным будь.

Вот стоянка твоя. Ты скажи, все окрест озирая,

Как сюда ты пришел, как уйдешь ты из этого края?

Что скрывается в том, что из далей пришел ты сюда?

И куда ты уйдешь и зачем ты уйдешь навсегда?

В дни, когда на земле ты еще не томился, печален,

И служил не тебе этот мир безнадежных развалин, —

Ты блаженство знавал, то, что знает лишь только Хума,

Ты не знал в светлом небе, что где-то находится тьма.

И любовь твоя крылья в безмерную ширь раскрывала,

Но ведь вечность безмерная также предела не знала.

И, устав, ты спустился, покинув пустынную сень,

И на землю и на воду бросил крылатую тень.

И когда ты, мятежный, земными наскучишься снами,

Снова солнце захочешь узреть под своими стопами.

Но, забыв обо всем, от всего отказавшийся, ты

Вновь стремишься в безвестность. Твои беспокойны мечты.

Быть в движенье бессменно! Желать ты не хочешь иного.

Ты свой путь забывал, и о нем позабудешь ты снова.

Ты и нищ и богат, и ладонь многощедра твоя,

Вечно новый, издревле идешь ты путем бытия.

Ты не чти эту землю — убийцу живущих на свете,

Ты покинь эту мать. Об отцовском ты помни завете.

Ты скажи, простодушный: «Тебе повинуюсь, Адам,

И, припомнив твой путь, по твоим поспешу я следам».

Ждешь покоя зачем? Что несет ожиданье такое?

В этой жизни земной мы не можем мечтать о покое.

Если б нашей алчбе краткой жизни сочувствовал миг,

Облик жизни растраченной вновь бы пред нами возник.

Погрусти и уйди — разве ты не из этой же глины?

Ты, что радостен здесь, иль грустить не нашел ты причины?

Ну, кому ж небосвод молвил весело: «Радостен будь»?

Не тебе и не мне. Нет, о радости ты позабудь.

Мы на землю пришли, чтобы ведать невзгоды и беды,

В этот край мы пришли не для мирной и сладкой беседы.

Мир продажи и купли! Он полон тревоги большой,

Полон вечной неверности, вечной клянусь я душой!

Почему ж ты грустишь и грустнее тебе год от года?

Хоть сюда ты пришел, но ведь время наступит ухода.

О, навеки, навеки нам эти печали даны:

Появленье, отбытье, в которых мы так не вольны!

Что ничто есть ничто, в этом, право, сомнения мало.

Бытие есть ничто — вот что душу печалью объяло.

Не спеши уходить, ведь сюда ты неспешно пришел,

В сеть недавно попал. Претерпи этот горестный дол.

Крикнут нам: «Проходи! Будь в аду или в светлом эдеме».

И чекан наш изменят и выбьют на новом дирхеме.

Стародавнюю глину по-новому станут сбивать.

То, что было разбросано, собранным станет опять.

Дней грядущих побойся. Ты их устыдись. Ты ведь ныне

Ничего не стыдишься в своей непустынной пустыне.

Нам грозят испытанья. Об их одоленье радей.

Посмотри, терпеливый: изранено сердце людей.

Только вера есть конь в этой мертвой пустыне. И только.

Только вера. Так будет и было доныне. И только.

В этом трудном пути все вперед погоняй ты коня,

Не кори неразумных, свое милосердье храня.

Вот старания зеркало. Твердо, в упорстве великом

Ты, глядясь в эту гладь, будь обрадован пламенным ликом.

Ты покайся в грехах, им указом господним грозя,

И припомни о том, что судьбе покоряться нельзя.

ПОВЕСТЬ О ПОДВИЖНИКЕ, НАРУШИВШЕМ ЗАРОК

Некто, чтивший мечеть, был в беде неожиданной. Он

Стал с притонами темными в тяжкой тоске обручен.

Лил он в чашу вино, лил из глаз он обильные слезы,

«О, беда, — он стенал, — я возмездья предвижу угрозы.

Птицу страсти мне в сердце вселил непредвиденный рок.

Стали четки мои, словно пойманной птицы силок.

Мне Кааба запретна, — неслись его тяжкие стоны, —

Мне, как видно, судьбою назначены только притоны.

Знаки звезд надо мною поплыли проклятием злым —

Каландаром я был — а остался гулякой пустым.

На меня уж никто не посмотрит почтительным взором,

И притоны, где я, еще большим покрылись позором.

Ах, уйти бы от мира! Не знать его горестной мглы!

Пыль дороги земной пусть моей не коснется полы!

Эта воля судьбы, что я здесь, где языческий идол!

Это рок мою душу притонам неправедным выдал!»

Но ведь свет милосердья от смертных людей недалек.

Некто юный, укрытый за темной завесой, изрек:

«Не считай, что дела твои злобным ниспосланы роком,

Сотни схожих с тобой этой жизни влекутся потоком.

Ведь раскаянья двери, ты знаешь, открыты для всех.

Перед нами омой ты слезами свой тягостный грех.

Если к нам ты пойдешь, то прощенья заслужишь. Когда же

Не пойдешь — поведут; ты суровой достанешься страже.

Твое пастбище — луг, то холмистый, то гладкий. И всё.

Небеса — твой тростник, изумрудный и сладкий. И всё.

Собирай свой припас, не дремли и не спи ты ни часа,

В даль, где нет бытия, не иди, не имея запаса.

Для чего эти слезы? Кровавые слезы таи.

Для чего эти сны, эти сладкие дремы твои?

Встретит вера тебя погруженным в дремоту, усталым,

И укроет свой лик под печальным она покрывалом».

Царь воссел на коня: дух в поход собрался, Низами!

Не промедли! Свой взор ты в просторную ночь устреми.

РЕЧЬ ДЕСЯТАЯ О КОНЦЕ МИРА

Ты последний свой круг не спеши совершить, небосвод!

О земля! Отдали ты беды неизбежный приход!

После золота дня вечер стелит багряную ризу.

То, что было вверху, неуклонно склоняется книзу.

Дышат недра земли, смутный ужас во мраке храня.

Будет страшно земле сотрясение судного дня.

Забушует, безумье; и вот не пройдет и мгновенья, —

И небесных цепей разотрет оно крепкие звенья.