Собственные записки. 1829–1834 - [117]

– Она одна может сделать твое счастье (продолжал он; не знаю, заметил ли он сколько-нибудь смущения во мне), и к сему он прибавил, что сие послужит ему еще поводом скорее приступить к давнишнему желанию его удалиться в монастырь и постричься в монахи: ибо, при нынешнем состоянии дел в обществе, он только в сем звании видел спасение и спокойствие.

Я еще колебался; но когда он мне сие последнее сказал, то я решительно отложил всякое намерение женитьбы, не желая нисколько быть орудием или причиной его отшельничества.

С тех пор я часто виделся с Андреем и никогда ему не говорил о сем более; но он всегда сам зачинал речь и повторял прежние слова свои, что было весьма дурное средство к склонению меня, хотя он и говорил мне, что он будет счастлив приобретением Надины в сестры, и чтоб я не думал жениться на старшей Наталье, ибо сим я бы ему сделал весьма большое оскорбление, потому что лишу тогда его и сестры, и средства на ней жениться. Но я никогда более не отвечал ему и ни слова о сем не говорил, видя, что речи его и мысли неосновательны. А между тем, решившись не быть поводом к удалению его от света (что он мне всегда подтверждал при увещеваниях), я более не был у Паленых, дабы не видеть Надины. Но мысли мои были единственно ею заняты: я не спал по ночам и слабел в силах своих.

Вскоре после того приехал в Петербург Кругликов с женой своей и остановился в том же трактире Демута[241], в коем я стоял, и я у них опять увидел Надину Чернышеву. Я видел ее почти ежедневно и не остался равнодушным; но, помня слова, повторяемые мне братом Андреем и приглашения его, перемогался и воздерживался. Я уважал и полюбил все семейство Чернышевых, и мне приходила на мысль старшая сестра Наталья; но я не мог решиться на избрание ее, тем более что я ее не знал или мало знал. В сих мыслях я несколько раз давал Кругликову повод завести разговор о женитьбе моей; но он меня не понимал. Между тем я вдруг узнаю от брата Андрея, что Надина Чернышева, не дожидаясь имевшего на днях последовать отъезда Кругликовых обратно в Москву, решилась внезапно ехать туда со Скарятиными, их родственниками, туда отправлявшимися. Я не мог объяснить себе случая сего и приписывал сие либо тому, что я предложился проводить Кругликовых в Москву (чему, впрочем, они, казалось, были очень рады) или тому, что неравнодушие мое к Надине стало заметно, и что как расположение к ней брата Андрея было известно, то сие могло произвести в обществе толки, коих она хотела избежать скорым своим выездом.

Я спрашивал Кругликовых о сем внезапном решении Надины и изъявил им первое предположение мое; но они опровергли его, говоря, что поводом к сему отъезду было единственно желание ее несколько дней ранее увидеться с сестрой Натальей, оставшеюся в Москве. Меня сие не успокоило, а напротив того все беспокоило: мне мнилось видеть намерение избегать меня, и сие оскорбляло меня.

Незадолго уже перед отъездом нашим из Петербурга проводил я однажды вечер наедине с Софьей Григорьевной Кругликовой. Она завела разговор о будущей жизни моей в Киеве.

– И мы, может, скоро услышим, – говорила она, – что вы женились.

Я уже был весь встревожен, мысли мои устремлены к одному предмету, неприступному для меня по дружбе к брату.

– Нет, – отвечал я, – я более никогда не женюсь; не думаю, чтобы я мог когда-либо жениться.

– Отчего же? Ваши лета, и обстоятельства ваши должны бы вас побудить к сему.

– Требования мои неумеренны в выборе супруги: мне надобно совершенство во всех отношениях, достоинство в высочайшей степени, в каждом движении, мысли, слове той, которую бы я избрал. Я встретил одну женщину с сими качествами; но по летам ее, по красоте она может иметь в виду союз с человеком, более соответственным ее наклонностям сердца, и я слишком уважаю ее, слишком желаю ей счастья, чтоб пожертвовать им для себя, если бы она и приняла мои предложения. Я не хотел бы посвятить ее воспитанию ребенка, ей не принадлежащего, прекратить и погребсти все надежды и виды молодости ее.

Речь сия была произнесена с жаром, который не мог скрыться от Кругликовой, и она спросила меня: кто эта женщина?

– Сестра ваша Надина, – отвечал я. – Я неравнодушен к ней; но не приступлю к предложению себя по объясненным вам причинам.

– Причины сии недостаточны, – сказала Кругликова, – и я не вижу, почему Надина не могла бы быть вашей супругой; что же до дочери вашей касается, то нет сомнения, что, полюбив вас, она полюбит и дочь вашу. Но почему бы вам не обратиться к сестре моей Наталье, коей сердце, ум и наклонности верно бы вам понравились?

Надобно было решиться когда-нибудь, и я в ответ на сие, нисколько не останавливаясь, снял с пальца своего обручальное кольцо и отдал его Кругликовой.

– С сей минуты, – сказал я, – я обручился с семейством вашим, коего вы старшая; примите меня в круг свой и отдайте кольцо сие той из сестер ваших, которую вы сами изберете.

– И вы оставите так легко первую наклонность вашу к Надине?

– С сей минуты я все забыл, я успокоился и не предложусь ей; я к сему имею сильные причины. Я не хочу наперед знать вашего выбора. Изберите сами и скажите мне, когда вы уже дело решите; я вам даю слово, что не изменю вашему выбору. А теперь перестанем и говорить о сем: я брат ваш.