Собрание стихотворений - [5]

Настежь дверь и настежь окно.

«Нет, не доеду я никуда,

Нет, я не увижу ее никогда!

О, как мне холодно! Прощай, прощай!

Надо мной вечный свет, надо мной вечный рай».

* * *

3а все, что в нашем горестном быту,

То плача, то смеясь, мы пережили,

За все, что мы, как слабую мечту,

Не ожидая ничего, хранили,

Настанет искупление… И там,

Где будет кончен счет земным потерям —

Поймешь ли ты? — все объяснится нам,

Все, что мы любим и чему не верим.

* * *

Ложится на рассвете легкий снег.

И медленно редеют острова,

И холодеет небо… Но хочу

Теперь я говорить слова такие,

Чтоб нежностью наполнился весь мир,

И долго, долго эхом безутешным

Мои стихи носились бы… Хочу,

Чтоб через тысячи глухих веков,

Когда под крепким льдом уснет, быть может,

Наш опустелый край, в иной стране,

Иной влюбленный, тихо проходя,

Над розовым, огромным, теплым морем

И глядя на закат, вдруг повторил

Твое двусложное, простое имя,

Произнося его с трудом…

И сразу,

Бледнее неба, был бы он охвачен

Мучительным и непонятным счастьем,

И полной безнадежностью, и чувством

Бессмертия земной любви.

* * *

Чрез миллионы лет — о, хоть в эфирных волнах! —

Хоть раз — о, это все равно! —

Померкшие черты среди теней безмолвных

Узнать мне будет суждено.

И как мне хочется — о, хоть бессильной тенью! —

Без упоения и мук,

Хоть только бы прильнуть —

о, только к отраженью! —

Твоих давно истлевших рук.

И чтоб над всем, что здесь не понял ум беспечный,

Там разгорелся наконец

Огромный и простой, торжественный и вечный

Свет от слиянья двух сердец.

* * *

Куртку потертую с беличьим мехом

Как мне забыть?

Голос ленивый небесным ли эхом

Мне заглушить?

Ночью настойчиво бьется ненастье

В шаткую дверь,

Гасит свечу… Мое бедное счастье,

Где ты теперь?

Имя тебе непонятное дали.

Ты — забытье.

Или, точнее, цианистый калий —

Имя твое.

* * *

Еще переменится все в этой жизни, — о, да!

Еще успокоимся мы, о былом забывая.

Бывают минуты предчувствий. Не знаешь, когда.

На улице, дома, в гостях, на площадке трамвая.

Как будто какое-то солнце над нами встает,

Как будто над нами последнее облако тает,

И где-то за далью почти уж раскрытых ворот

Один только свет бесконечный и белый сияет.

* * *

Если дни мои милостью Бога

На земле могут быть продлены,

Мне прожить бы хотелось немного,

Хоть бы только до этой весны.

Я хочу написать завещанье.

Срок исполнился. Все свершено.

Прах — искусство. Есть только страданье,

И дается в награду оно.

От всего отрекаюсь. Ни звука

О другом не скажу я вовек.

Все постыло. Все мерзость и скука.

Нищ и темен душой человек.

И когда бы не это сиянье,

Как могли б не сойти мы с ума?

Брат мой, друг мой, не бойся страданья,

Как боялся всю жизнь его я…

* * *

На Монмартре, в сумерки, в отеле,

С первой встречною наедине,

Наспех, торопливо, — неужели

Знал ты все, что так знакомо мне?

Так же ль умирала, воскресала,

Улетала вдаль душа твоя?

Так же ль ей казалось мало

Бесконечности и бытия?

А потом, почти в изнеможеньи,

С отвращеньем глядя на кровать,

Так же ль ты хотел просить прощенья,

Говорить, смеяться, плакать, спать?

* * *

Он еле слышно пальцем постучал

По дымчатой эмали портсигара

И, далеко перед собою глядя,

Проговорил задумчиво: «Акрополь,

Афины серебристые… О, бред!

Пора понять, что это был унылый,

Разбросанный, кривой и пыльный город,

Построенный на раскаленных скалах,

Заваленный мешками с плоской рыбой,

И что по этим тесным площадям,

Толпе зевак и болтунов чужие,

Мы так же бы насмешливо бродили,

Глядели бы на все с недоуменьем

И морщились от скуки…»

* * *

Граф фон-дер Пален! — Руки на плечах.

Глаза в глаза. Рот иссиня-бескровный.

Как самому себе! Да сгинет страх!

Граф фон-дер Пален! Верю безусловно.

Все можно искупить: ложь, воровство,

Детоубийство и кровосмешенье,

Но ничего на свете, ничего

На свете нет для искупленья

Измены.

* * *

Невыносимы становятся сумерки,

Невыносимее вечера…

Где вы, мои опоздавшие спутники?

Где вы, друзья? Отзовитесь. Пора.

Без колебаний, навстречу опасности,

Без колебаний и забытья

Под угасающим «факелом ясности»,

Будто на праздник пойдем, друзья!

Под угасающим «факелом нежности»,

Только бы раньше не онеметь! —

С полным сознанием безнадежности,

С полной готовностью умереть.

Избранное

Анне Ахматовой

По утрам свободный и верный,

Колдовства ненавижу твои,

Голубую от дыма таверну

И томительные стихи.

Вот пришла, вошла на эстраду,

Незнакомые пела слова,

И у всех от мутного яда

Отуманилась голова.

Будто мы, изнуренные скукой,

Задохнувшись в дымной пыли,

На тупую и стыдную муку

Богородицу привели.

1914

Балтийский ветер

I

Был светлый и холодный день,

И солнце неспокойно билось,

Над нашим городом носилась

Печалью раненая тень.

Нет, солнца не было. Дрожа

Под лужами, тускнели плиты,

Металась дикая Нева

В тисках тяжелого гранита;

Как странно падали слова:

«Я видела его убитым».

И черный вуаль открыл глаза,

Не искаженные слезами,

На миг над невскими волнами

Вам смерть казалась так легка.

И лишь в лохмотьях облака

Растерянно неслись над нами.

II

Тяжкий гул принесли издалека

Осветившие землю огни,

Молчаливым и нежным упреком

Ты следишь мои сонные дни.

Где-то там и ликуют, и плачут,

Славословят смертельный бой,

Задыхаясь валькирии скачут

В облаках веселой толпой.

И поет о томлении плена

Тихоструйного Рейна волна,

И опять на покинутых стенах

Ярославна тоскует одна.