Собрание стихотворений - [2]

Был дом, как пещера. И слабые, зимние,

Зеленые звезды. И снег, и покой,

Конец, навсегда. Обрывается линия.

Поэзия, жизнь, я прощаюсь с тобой!

* * *

Твоих озер, Норвегия, твоих лесов…

И оборвалась речь сама собою.

На камне женщина поет без слов,

Над нею небо льдисто-голубое.

О верности, терпении, любви,

О всех оставленных, о всех усталых…

(Я здесь, я близко, вспомни, назови!)

Сияет снег на озаренных скалах,

Сияют сосны красные в снегу.

Сон недоснившийся, неясный, о котором

Иначе рассказать я не могу…

Твоим лесам, Норвегия, твоим озерам.

* * *

Светало. Сиделка вздохнула. Потом

Себя осенила небрежным крестом

И отложила ненужные спицы.

Прошел коридорный с дежурным врачом.

Покойника вынесли из больницы.

А я в это время в карты играл,

Какой-нибудь вздор по привычке читал,

И даже не встал. Ничего не расслышал,

На голос из-за моря звавший не вышел,

Не зная куда, без оглядки, навек…

А вот, еще говорят – «человек»!

* * *

Да, да… я презираю нервы,

Истерику, упреки, все.

Наш мир – широкий, щедрый, верный,

Как небеса, как бытие.

Я презираю слезы, – слышишь?

Бесчувственный я, так и знай!

Скажи, что хочешь… тише, тише…

Нет, имени не называй.

Не называй его… а впрочем

Все выдохлось за столько лет.

Воспоминанья? Клочья, клочья.

Надежды? Их и вовсе нет.

Не бойся, я сильней другого,

Что хочешь говори… да, да!

Но только нет, не это слово

Немыслимое:

никогда.

* * *

Ну, вот и кончено теперь. Конец.

Как в мелодраме, грубо и уныло.

А ведь из человеческих сердец

Таких, мне кажется, немного было.

Но что ему мерещилось? О чем

Он вспоминал, поверя сну пустому?

Как на большой дороге, под дождем,

Под леденящим ветром, к дому, к дому.

Ну, вот и дома. Узнаешь? Конец.

Все ясно. Остановка, окончанье.

А ведь из человеческих сердец…

И это обманувшее сиянье!

* * *

За все, за все спасибо. За войну,

За революцию и за изгнанье.

За равнодушно-светлую страну,

Где мы теперь «влачим существованье».

Нет доли сладостней – все потерять,

Нет радостней судьбы – скитальцем стать,

И никогда ты к небу не был ближе,

Чем здесь, устав скучать,

Устав дышать,

Без сил, без денег,

Без в любви,

В Париже…

* * *

Когда мы в Россию вернемся…

о, Гамлет восточный, когда? –

Пешком, по размытым дорогам,

в стоградусные холода,

Без всяких коней и триумфов,

без всяких там кликов, пешком,

Но только наверное знать бы,

что вовремя мы добредем…

Больница. Когда мы в Россию…

колышется счастье в бреду,

Как будто «Коль славен» играют

в каком-то приморском саду,

Как будто сквозь белые стены,

в морозной, предутренней мгле

Колышатся тонкие свечи

в морозном и спящем Кремле.

Когда мы… довольно, довольно.

Он болен, измучен и наг.

Над нами трехцветным позором

полощется нищенский флаг,

И слишком здесь пахнет эфиром,

и душно, и слишком тепло.

Когда мы в Россию вернемся…

но снегом ее замело.

Пора собираться. Светает.

Пора бы и двигаться в путь.

Две медных монеты на веки.

Скрещенные руки на грудь.

* * *

Что там было? Ширь закатов блеклых,

Золоченых шпилей легкий взлет,

Ледяные розаны на стеклах,

Лед на улицах и в душах лед.

Разговоры будто бы в могилах,

Тишина, которой не смутить…

Десять лет прошло, и мы не в силах

Этого ни вспомнить, ни забыть.

Тысяча пройдет, не повторится,

Не вернется это никогда.

На земле была одна столица,

Все другое – просто города.

* * *

Всю ночь слова перебираю,

Найти ни слова не могу,

В изнеможеньи засыпаю

И вижу реку всю в снегу,

Весь город наш, навек единый,

Край неба бледно-райски-синий,

И на деревьях райский иней…

Друзья! Слабеет в сердце свет,

А к Петербургу рифмы нет.

* * *

Когда успокоится город

И смолкнет назойливый гам,

Один выхожу я из дому,

В двенадцать часов по ночам.

Под черным, невидимым небом,

По тонкому первому льду,

Не встретив нигде человека,

Не помня дороги, иду.

И вижу широкую реку,

И темную тень на коне,

И то, что забыла Россия,

Тогда вспоминается мне.

Но спит непробудно столица,

Не светит на небе луна.

Не бьют барабаны. Из гроба

Никто не встает. Тишина.

Лишь с воем летя от залива

И будто колебля гранит,

Сухой и порывистый ветер

Мне ноги снежком порошит.

* * *

Я не тебя любил, но солнце, свет,

Но треск цикад, но голубое море.

Я то любил, чего и следу нет

В тебе. Я на немыслимом просторе

Любил. Я солнечную благодать

Любил. Что знаешь ты об этом?

Что можешь рассказать

Ветрам, просторам, молниям, планетам?

Да, у меня кружилась голова

От неба, от любви, от этой рощи

Оливковой… Ну да, слова.

Ну да, литература… Надо проще.

Был сад во тьме, был ветерок с высот,

Две-три звезды, – что ж не простого в этом?

Был голос вдалеке: «Нет, только тот,

Кто знал…» – мне одному ответом.

И даже ночь с Чайковским заодно

В своем безмолвии предвечном пела

О том, что все обречено,

О том, что нет ни для чего предела.

«Нет, только тот…» Пойми, я не могу

Ясней сказать, последним снам не вторя,

Я отплываю, я на берегу

Иного, не земного моря.

Я не тебя любил. Но если там,

Где все кончается, все возникает,

Ты к новым мукам, новым небесам

Покорно, медленно… нет, не бывает…

Но если все-таки… не будет, ложь…

От одного к другому воплощенью

Ты предо мной когда-нибудь пройдешь

Неузнаваемой, ужасной тенью,

Из глубины веков я вскрикну: да!

Чрез миллионы лет, но как сегодня,

Как солнце вечности, о, навсегда,

Всей жизнью и всей смертью – помню!

* * *

Наперекор бессмысленным законам,