Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ шестой. За океаномъ - [4]

Черезъ минуту изъ-за поворота лѣсной просѣки показалась маленькая лохматая лошадь, степенно тащившая большой возъ корявыхъ, мелко нарубленныхъ дровъ.

Рядомъ съ возомъ шелъ человѣкъ крупнаго роста и могучаго тѣлосложенія, съ большой головой, покрытой жесткими курчавыми волосами. Черты лица были ярко семитическаго типа, но въ осанкѣ и въ каждомъ движеніи сказывалась привычка къ тяжелому труду и большая, безсознательно увѣренная въ самой себѣ сила. Такъ выглядѣлъ, вѣроятно, Саулъ, который, по словамъ лѣтописца, возвышался плечами надъ цѣлой толпой. Въ каждой рытвинѣ дороги, когда лошадка замедляла шагъ, человѣкъ подпиралъ возъ плечомъ и однимъ широкимъ движеніемъ какъ будто перекатывалъ его впередъ вмѣстѣ съ лошадью. Въ общемъ, трудно было рѣшить, кто собственно больше передвигаетъ возъ, — лошадка или ея хозяинъ.

Несмотря на постоянную заботу о возѣ и лошади, курчавый человѣкъ въ гораздо большей степени былъ поглощенъ своимъ пѣніемъ. Можно было только удивляться, какъ изъ такого могучаго тѣла выходитъ такой нѣжный и сладкій голосъ.

Слова пѣсни были сложены на древне-еврейскомъ языкѣ, и ихъ простая прелесть для каждаго, кто могъ бы понять ихъ смыслъ, еще болѣе усилила бы очарованіе.

«Когда Моисей бѣжалъ въ пустыню, онъ пасъ стадо коровъ и овецъ,

Когда Іосифъ еще ходилъ на волѣ, онъ тоже пасъ коровъ и овецъ.

Жестокіе братья его связали и продали въ царскій дворецъ,

Но Богъ помогъ пастуху стать великимъ мудрецомъ,

И онъ сталъ пасти весь египетскій народъ.

Царь Саулъ самъ ходилъ за плугомъ,

Богатырь Сампсонъ сѣялъ въ землю хлѣбъ,

Что же мнѣ стыдиться передъ братьями евреями,

Если я пастухъ, пахарь, дровосѣкъ?

Полоса моя мнѣ даруетъ пищу,

Солнце льетъ тепло, облако поитъ…

Кончивъ долгій трудъ, я засну спокойно

На широкомъ лонѣ матери-земли».

Абрамъ Сицимскій происходилъ изъ еврейскихъ колонистовъ южной Россіи и съ дѣтства не зналъ и не любилъ никакого другого дѣла, кромѣ земли. Волна эмиграціи подхватила его еще юношей и перенесла въ Палестину, гдѣ онъ провелъ десять лѣтъ, настойчиво стараясь приспособиться къ новой природѣ и климату. Въ огромномъ и дюжемъ питомцѣ русской степи какъ будто возродились полузабытыя духовныя черты древняго палестинскаго мужика, который умѣлъ заботиться только о своей нивѣ и точилѣ, о смоковницахъ и оливахъ, и простодушно оставлялъ торговлю хитрому финикійскому поморянину, который такъ искусно обсчитывалъ его при расчетахъ за пшеницу и вино.

Сицимскій, впрочемъ, имѣлъ еще другую, интеллигентную сторону. Въ Палестинѣ онъ сдѣлался пламеннымъ сіонистомъ и проникся вѣрою въ близкое возрожденіе еврейскаго царства съ тѣмъ религіознымъ и политическимъ энтузіазмомъ, который до сихъ поръ таится въ нижнихъ слояхъ еврейскаго народа, отдѣляя ихъ отъ международныхъ банкировъ Вѣны и Парижа такою же глубокою пропастью, какою нѣкогда галилейскіе горцы и самарійскіе пахари были отдѣлены отъ іерусалимскихъ саддукеевъ и идумейскихъ тысяченачальниковъ.

Послѣ тяжелаго дневного труда, Сицимскій проводилъ свои вечера въ ожесточенномъ стараніи усвоить себѣ древне-еврейскій языкъ, который, по-видимому, долженъ былъ явиться будущимъ языкомъ еврейскаго царства. Однако раскаленные камни Палестины, исторически обнищалой и лишенной орошенія, въ концѣ концовъ привели мечту Сицимскаго къ неожиданной развязкѣ… Черезъ десять лѣтъ, когда даже жена и десятилѣтній сынишка русскаго колониста настолько усвоили древній языкъ, что стали постоянно перемѣшивать его съ фразами польско-нѣмецкаго жаргона, пришла жестокая засуха и сожгла поле, филоксера съѣла виноградникъ, а бедуины угнали двухъ лошадей.

— Божье попущеніе! — смиренно подумалъ Сицимскій, но земля была въ закладѣ у мелкаго банкира въ Яффѣ и платить проценты было нечѣмъ. Не прошло и года, какъ бѣдный сіонистъ остался безъ кола и двора и, почти самъ не зная какъ, перебрался въ Америку. Въ Ноксвилѣ онъ былъ только три мѣсяца и по примѣру бѣднѣйшихъ переселенцевъ старался заработать немного денегъ дровянымъ промысломъ, который оплачивался лучше всего.

Ноксвильскій околотокъ былъ мѣстомъ интереснаго соціологическаго опыта, какіе, впрочемъ, въ предѣлахъ Новаго Свѣта происходятъ почти на каждомъ шагу. Комитетъ еврейскихъ благотворителей, при помощи огромнаго капитала, пожертвованнаго извѣстнымъ еврейскимъ богачемъ, пытался приспособить часть еврейскихъ переселенцевъ къ земледѣлію. Дѣло, какъ водится, велось черезъ пень-колоду. Колоніи выростали, какъ грибы, но исчезали еще быстрѣе. Капиталисты-благотворители корчили изъ себя аристократовъ и меньше всего заботились о нуждахъ колонистовъ. Чуть не половина затратъ уходила на администрацію. Даже самое мѣсто было выбрано неудачно, ибо ноксвильскія легкія земли требовали интенсивнаго хозяйства и большихъ затратъ капитала.

Злые языки говорили, что одному изъ благотворителей нужно было раздуть акціи желѣзной дороги, проходившей мимо Ноксвиля, и онъ поэтому скупилъ за безцѣнокъ огромную полосу корявыхъ кустарниковъ и потомъ не безъ выгоды перепродалъ ее комитету. Дѣйствительно, лѣсныя заросли въ Нью-Джерси до сихъ поръ были очень дешевы, и въ болѣе глухихъ углахъ можно было купить невоздѣланную землю по два доллара за акръ.