Собрание сочинений. Том I - [19]
Я не могу расшифровать послание, что приходит изнутри: это какой-то диковинный, неземной код. Он зовет меня, Даша, влечет, тянет куда-то… — «вытягивает». Куда — не знаю. Но, читая этот иероглиф, я вывожу: я хочу знать, и я должен следовать ему.
— Куда бежишь ты? К чему этот ветер? — Взгляд ее тяжел, но постепенно разглаживается, «уступает». Кажется, она понимает…
— Первым делом я поеду в Пятигорск. А там Эльбрус… фантасмагория громоздящихся друг на друга вершин; там, где нам хорошо было, там, где я обронил сердце… Может, и твое там найду, — усмехается, — там… — И он махнул рукой неопределенно, губы сдавил. Пейзаж за окном слился влажно в его глазах — «святостью осиянных». — Дашенька… — Сердце сжало кулачки и придавило их к глазам. — Ну вот и все. Только послушайся меня! Ты плачешь, потому что чувствуешь: я нашел Себя и ухожу вослед Себе. Пускай радостными будут твои слезки. Мы с тобой — Одно. Я ухожу, но никогда не покину тебя. Пусть исполнится твое семейное счастие. Мы расстались, но мы воссоединимся в другой Жизни, в Высшем пределе, — мы навеки соединены «корнем единым»! Я буду любить твоего мужа, твоих детей, — уничтожатся предрассудки, все будет — Едино, [ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах]. Мы были вместе всегда — вспомни! Мы — Океан Любви, наши глубины прогревало солнце — вера наша. Вспомни!.. Мы — Абсолют, мы не существуем по отдельности. В твоем телесном «я» нет тебя, ты не существуешь. В том, как ты понимаешь Себя, как в чистом озере, отражено Единое. Во всем этом тебя нет, и одновременно с этим ты не есть часть этого Всего Единого, ты и есть Единое, Высший Разум, который люди называют Богом. Ты — Бог. Поэтому верить в Бога — значит жить для Единого, по законам Духа, но не тела. Теперь я слишком верю и слишком хочу к Нему; и, может, во мне восполнится правда Божья!..
Вспомни, Дашенька, то, что приятно твоему телу, отдаляет тебя от закона Духа, а значит, и от тебя самой, той, которая есть Бог. Я так много отдал, чтобы вспомнить это… — нужно отдать все. [Сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную].
Я отказываюсь не от тебя, но от блага всего, ведь есть правило: отказаться от любого блага — значит навечно обладать им. Живи простой, скромной жизнью, бойся богатства: если пришло оно — значит, что-то идет не так, значит у тебя прибыло то, что у кого-то убыло. Так наш мир теряет равновесие, падает. [Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше]. Материальное уничтожится. Думай о душе! [Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды?] Поэтому не быть ни одеждам, ни богатству, ни «жизни достойной и уважаемой» — это есть великий обман, и только ищущему Правды Божьей все это приложится.
[Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что другим не остается места, как будто вы одни поселены на земле… Домы эти будут пусты, большие и красивые — без жителей]. Почему мы живем плохо? Потому что нажива-ем, к «потопу» вещи собираем, под грудой которых сами потонем. Не спасай стены и крышу, а [спасай душу свою].
Вот почему я ухожу: я чувствую, что растрачиваю себя на пустяки, пока действительно важное не деется, — по моей вине… Ты человек чистый, не испахавший свое тело пороком, иди к своей мечте, ибо мечта твоя — благая, и она пойдет навстречу тебе. Я так тебя люблю, что даже выразить не могу! Вечный закон, побеждающий смерть, — это моя к тебе любовь!
А теперь… обними меня, пожалуйста, — сказал он, и тогда, в атмосфере высоких температур подлинного чувства, они соединились долгими, родными, любовными объятиями.
И были слезы, были признания, и горечь была от прощания — и все это было так человечно — человеческое побеждало! Взглядами прощались: никогда не расстанемся. Они смеялись — дети любимого Бога, — смеялись, потому что поняли…
«Мамуля… маленькая хорошая женщина, — писал Адам в «откровениях». — Милая ее серьезность, а глаза прятать никогда не умела: всегда лучистые, радостные ее глаза поуглубились, грустью сделались. Она как-то совсем ослабела снутри, даже осунулась. Никак не могла «отпустить»: потерянно-тихо смотрела мне вослед, словно даже порывалась пойти за мной, лаской сказать. Чувствовала, что теряет меня. Махала легкой ручкой, тяжелым сердцем провожала, — «в добрый путь». А потом просто смотрела… Просто.
Ее плечи «упали». В глазах «играла» искорка — сердцебиение Жизни — последний маячок уничтоженного мира.
Я положил лицо под лазурное небо, раскрыл руки, как птица — крылья, — широко-широко; гладил ветер — усмирял. Тогда будто бы пронеслось что-то, «вывернулось»… — это был «ветер перемен». А когда оглянулся я, чтобы проститься, — он уже задул мою «искорку»… и угас «огонечек».
Иногда кажется мне: она до сих там стоит… смотрит украдкой. Мне ветер приносит ее вздохи. Скулит он, подвывая… В скупых наших окошках нерадостное глядится — появляются чистые ее глаза… и текут, текут…
