Собрание сочинений. Том I - [21]
И вот дойдем… — куда?..
Ночь плотная, безлунная… густо разведена синим. И смотрю: елочка новогодняя, в цветиках-огоньках… Радуюсь по-детски, и ручки к груди. Ну, всплакнул, загляделся я так на эту «зажигалочку» — навел тоски на елочку. Опомнился — а Даши нет, сошла со светом. Один во тьме: я да елочка с веснушками-огоньками. Неяркие глазики, все мигают мне. И зачем мы есть, глазики, теплые вы мои светы?..
Прошлое безмерно в смерти, и будущее — ложь, и настоящее мое ничтожно… А где же я?!..
Замолился-заскучал я, и тогда в этой тьме кромешной снова свет: рядом Даша, подле елочки… и Котович тут, смотрит зеленым сапфиром. В воздухе чисто от хвойного запаха. Глаза Даши — детски-откровенные, через эти глаза все вижу… плывут в них заскорузлые реминисценции: вот, свиданьице первое — дети невинные, и птичка — кап… ну, известно, — к счастью; и житие-бытие, да пресчастливое житие — уж постаралась птичка, «напророчила»; и всюду вместе — вижу, как в отражении, рябью идет: кругом людей немыслимо, а сами точно один на один — и мира для нас не надо. Не-разлучники! И я вспоминаю: по детству жили у меня два попугайчика-неразлучника: мальчик и девочка. В дешевой такой клетке сидели. Однажды мальчик сорвал замок, да и выпорхнул в окно… поминай как звали. А девочка одна осталась. Ходит туда-сюда — клетка. Чирикает что-то от самой души птичьей, куда-то вдаль. А на следующий день беглец вернулся, и даже в клетку вошел. Неразлучники!
Дашенька, жизнь моя, небесная!.. Ты, Господи, жизнь мне возвращаешь, несбыточность моя сбывшаяся! Кроткая и глубоко верующая, «свет ночной», сестра моя духовная, ты — Божья. А как глубока!
Вот мы и дома. В нашем саду безмолвное цветение, веет живоносным теплом: здесь свет происходит, является. У беседки — яблонька, кланяется усталыми поклонами: милости просим, хозяин дорогой, — яблочки хорошего налива. Я глажу ее листики, щекочет их ветерочек — живой ор-га-низм: и в его груди что-то бьется!.. Хорошо лежать под яблоней, под нежно-зеленым успокоением, под спелостью-свежестью, книгу читать, — душа растущая! — смотреть на горы… и за них. Далеко-далеко смотреть… плакать, молиться. Бог дал!..
Пушисто-белый день. На деревьях, на окнах, в воздухе — всюду пятна тишины. Сидишь в этой тишине, весь — душа, и будто сама тишина смотрит в твои глаза. Отчего-то смотришь высоко в небо, в солнце, и знаешь: там — ангелы. Парят над нами, грешными, и ждут: возрыдайте, покайтесь, «приидите»!
Тесно на душе…
У забора фигура: жена моя, рыжевато-сияющая, глазами вся ко мне. Нельзя говорить: святая! Нельзя — а душа чует. Дашенька… а может, Анна (благодатная моя, благо давшая!) — ты безымянная Душа, ты — все и вся! От Бога — и ко мне — данная! [подлинно ты кость моя и плоть моя].
Она будто плывет по воздуху, по воде идет… замирает на шее моей… дышит лицом, грудью, глазами дышит. Глядит радостным чувством, вихрем любви: что там, во мне, осталось? Глядит и глядит вопросом: «отчего не веришь ты?» Тянет меня за руку: мы бежим куда-то — куда бежим мы?.. Она целует небо, солнце, целует горы: мощные и грозные, они лишь ручные души, преклоняющиеся пред ее светом. Все чует!
Чую и я!.. Это красота, в которой мы узнали Бога. Мы будем ей (Ему) служить!
Го-ры. Тихая и спокойная жизнь, святая жизнь. Немеркнущие звезды. На взгорье — глубокое спокойствие, просветляет наши души: какая жизнь, Господи, величины какой!.. словно видно отсюда всю нашу Россию, залатанную, за печальной улыбкой, покойно взирающую на все мироздание. И мы будто над этим покоем… Нам обоим кажется, что там, в заоблачных чертогах, ждет нас что-то светоносное.
Храни нас всех Господь!
— А если человеку никогда не умирать? — говорю я задумчиво, и мы вместе понимаем, какое это страшное слово — никогда…
Угрюмые жидкие облака. Предрассветная темень, бурые поля. Отлетели вдаль мутно-желтые огни. Внизу — лесочек. Выходит ветер, смотрит сквозь пальцы деревьев, подвывает, — к пятнам густым и темным, которые только вчера еще были горами.
А есть ли вы сегодня, горы?..
И долго будет выть скучный ветер, пока не уйдет наконец… Говори мне, случайный ветер: утро пришло, нужно начинать новый день, жизнь преображенную.
А что такое жизнь… и сколько?..
Не веселится небо — в тоске, село оно на землю и давит, давит…
Не убий меня, небо!
Летим-кружим, — так прекрасно лететь! — вперед, в это темное небо, в за-небо. Еще немного — и воспарим над землей. Туман голубой, и вольные поля… танцуем друг за другом: кругами-зигзагами, пылью клубим. Трава — рослая, пухнущая, — лицом в траву! Вдохнешь… и лежишь в рассветах, в белых полуденных солнцах, да мечтаешь: живой! Пейзаж идет шатаясь, — не пьяны ли мы, или любовь в нас цветет? Поет и поет сердце. Ветру, ветру нам — чего еще желать?! Глазеем на небо, молчаливые… и оно глядит в нас: солнышком, временами неисчислимыми, историей — все видело, и теперь показывает. Поливает сумрак, млеет ночь, скрылись птицы небесные (где вы, птицы небесные?). Лежим в прохладе, в подряснике звезд. О, ночь!..
