Снежный перевал - [10]

— Дай бог долгой жизни Советам! Хорошо отомстили этому сукину сыну Николаю. Больше никто не осмелится и близко подступиться к Кербале.

— А ну, подойди-ка ближе!

Хотя Зульфугар не понял своей вины, но все же испугался тона Кербалая и невольно отступил назад.

— Ты слышал о том, что крестьянина Худавера из села Азиз прирезали и бросили в колодец?

— Да.

Кербалай хотел сказать, что это приказал он, но промолчал.

— Стой ровно! — прикрикнул он на Зульфугара.

Зульфугар, подобно турачу выставил вперед грудь.

— Знай, что и тебя я могу изрезать на куски.

— Ваша воля, хозяин, — запинаясь, сказал Зульфугар.

— Николая свалила не новая власть, а всемогущий аллах! Теперь убирайся отсюда, щенок, и приведи ко мне этих большевиков.

Поднимаясь по лестнице на веранду, Кербалай оступился, едва не упал, но вовремя схватился за перила, чертыхнулся, прошел в отведенную ему комнату.

Первым Зульфугар привел полураздетого юношу, дрожавшего от холода. У него были жгучие черные глаза.

Рядом с Медвежонком Бейляр напоминал молодую стройную чинару, поднявшуюся по соседству со старым пнем.

— Подойди ближе, сынок. Еще немного. Вот так. Глаза мои стали слабы...

Зульфугар подтолкнул Бейляра:

— Пошевеливайся, сукин сын!

Тот подошел ближе. Подняв глаза, он взглянул на Кербалая. Угрюмый и ненавидящий взгляд старика потряс его. «Убьет... Знает, все знает. Он не простит, не забудет. Ни за что не простит».

...У нависших над селом скал стоял дом. Говорили, что от него имеется подземный ход в горы. И родник красоты, из сказок, которые рассказывает долгими зимними вечерами старик Шах-пеленг, тоже берет начало там. Именно в нем омыла лицо девушка из этого дома. И стала с тех пор несравненной красавицей.

Эту нехитрую легенду сочинил сам Бейляр. Ведь не было для него во всем селе девушки краше. Но никто не осмелился бы свататься к ней: она была обручена. Страшная судьба выпала на ее долю. Не увидев свадьбы, она уже оделась во все черное. Ее жених Ядулла был убит, обручальное кольцо горестным подарком осталось на ее пальце. Будущий свекор, когда еще был жив сын, посылал ей подарки на Новруз-байрам, в дни других праздников. После смерти сына Кербалай вспоминал о ней лишь в траурные дни. И подарки в этих случаях накрывались черным келагаем.

Раньше Бейляр спускался из своего дома прямо в село. Но с тех пор как подрос и у него стали пробиваться усы, он изменил свой маршрут. Он открыл свою тропинку. Она брала начало у их лачуги, перерезала поле, красное весной от цветущих маков, проходила мимо, дома девушки и спускалась к другому концу села,к зданию сельсовета.

Бейляр хотел собрать нескольких аксакалов, пойти к Кербалаю, испросить, согласно обычаю, разрешения посвататься к этой девушке.

Но когда стали создавать колхозы и раскулачивать богачей, Бейляр отказался от прежнего решения. Он с радостью отмерял земли Кербалая и передавал их колхозу. Он больше не думал о Кербалае. Тропинка, проходящая через маковое поле, все больше белела. Ширилась. И он смело шагал по ней. Не будет же он, комсомолец, просить разрешения у классового врага. Это не достойно его имени. Наверное, Кербалай уже прослышал об этом. Хотя чего он боится — ведь даже та девушка ни о чем не подозревает? Откуда же знать о его любви Кербалаю?

— Значит, ты комсомолец, да? Отвечай!

Бейляр молчал.

— Ты что, глухонемой?

Гамло стоял, прислонившись к стене. Бейляр увидел его горящие зеленым пламенем, словно тигриные, глаза. Невидимые руки крепко обхватили его. Удар Гамло разбил ему нос и губы.

— Твоя мать хвалилась, что ее сын, комсомолец Бейляр, ничего не боится. Осмеливается отнимать землю у самого Кербалая. Ну что, где твоя смелость?

Голос Кербалая доносился откуда-то издали. Бейляр слизнул кровь, сжал губы.

Длинная, с черными ногтями, словно медвежья лапа, рука Гамло закрыла глаза Бейляру. Казалось, на лицо положили горячие угли, глаза закрыло черное небо и в этом небе засверкали звезды. А другая рука Гамло ребром ладони, как тупым топором, опустилась на его шею. Бейляр, качнувшись, свалился на землю. Гамло вытащил револьвер, указательный палец привычно лег на курок.

— Стой! — тихо приказал Кербалай Исмаил. Гамло грязно выругался, но, так и не облегчив сердца, направил дуло револьвера на дымоход и нажал на курок.

В подвале, где держали арестованных активистов, было темно, пахло конским потом и мочой. В щели еле пробивался свет.

Арестованные слышали выстрел.

— Убили парня, — сказал кто-то.

Голос, напоминающий девичий, ответил ему:

— Нет, видимо, стреляли не в него. Попади пуля в тело, такого грохота не было бы.

— Какое у него тело? Кожа да кости.

Кто-то другой, с хрипотцой в голосе, сказал:

—Интересно, нашлась ли его мать?

— Говорили, это дело рук Гамло.

— Не может этого быть!

А той порой Кербалай приказал Зульфугару увести парня. «От этой скотины пахнет навозом», — брезгливо добавил он.

Вечер наступил внезапно. Снег заблестел в лунном свете. Казалось, землю осыпали голубой серебряной пылью. Рядом темнело здание мельницы, вдали едва проглядывались заснеженные горы.

Лежа на снегу, Бейляр понемногу приходил в себя.

— Ну, вот ты и воскрес, — сказал Зульфугар.