О мастерах старинных, 1714 – 1812

О мастерах старинных, 1714 – 1812

Замысел книги о старинных русских мастерах-изобретателях возник вскоре после окончания Великой Отечественной войны и, в сущности, был откликом на победу советского народа. Историческая память возвращала к воспоминанию о победе русских в 1812 году, заставляла думать об источниках той победы, предвестницы грядущих, современных нам исторических событий.

Выяснилось, что русская техническая мысль в XVIII веке не только не была отсталой, но временами опережала европейскую науку. Исторические источники сохранили вполне достоверные сведения о старинных русских мастерах. Тульские оружейные заводы пользовались станками русского изобретения, о которых мастер Лев Сабакин в 1784 году читал доклад перед членами Лондонского королевского общества.

В 1951 году, предлагая книгу для переиздания, Шкловский писал: «Эта книга рассказывает о гениальных русских изобретателях Батищеве, Сабакине, Сурнине и Захаве. О последних двух книга моя является первым печатным упоминанием. Сурнин был просто неизвестен. Мне удалось отыскать в Туле модель его станка, с датой на нем, и доказать, что изобретение токарного станка в его современном виде принадлежит России»

Жанр: Историческая проза
Серии: -
Всего страниц: 50
ISBN: -
Год издания: 1973
Формат: Фрагмент

О мастерах старинных, 1714 – 1812 читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Глава первая,

в которой солдат Ораниенбаумского батальона Яков Батищев прибывает в Тулу. С этой главы начинается повесть, действие которой будет продолжаться сто лет.


В сентябре 1714 года подходили солдаты к Туле. Шли они из Санкт-Петербурга после больших побед на работы.

В то время кончили строить в Туле каменный оружейный двор. Кирпичи клали пленные шведы. Теперь надо было ставить во дворе машины.

Уже давно строилась Россия – строили города, плотины, мельницы, шлюзы, и все в империи привыкли, что если и не умеют чего делать, так научатся.

Приходилось тогда петровским солдатам и сваи бить, и шлюзы ставить, и строить заводы; в 1698 году, когда готовили флот для взятия города Азова, пилили доски и строили корабли даже солдаты гвардейских Преображенского и Семеновского полков.

Шли солдаты из Санкт-Петербурга в Тулу обочинами дорог, мимо желтеющих лесов.

Вел солдат ефрейтор Яков Батищев, человек уже немолодой.

Тулу команда увидела с пригорка: город лежал в широкой долине, среди полосатых полей, с которых уже убрали хлеб, и осенних рыжих лесов.

На дне долины извивалась неширокая река Упа; разливаясь у плотины, Упа принимала в себя узкую темную реку Тулицу.

На том берегу Упы увидели солдаты Тульский кремль. Вокруг каменного кремля – другая, старая, обветшалая деревянная крепость, окрест ее – улицы, сады, огороды. Город длинный, верст на семь, а в поперечнике версты три с половиной.

Батищев пошел ставить солдат на постой. Делать это оказалось трудно: дома тульских оружейников от постоя были свободны.

Разместил Батищев людей и пошел отнести пакет стольнику Чулкову.

Он шел неторопливой солдатской походкой.

Строения в городе деревянные, дома стоят вольно – не так, как в Санкт-Петербурге; здесь кто как хочет, так и строится.

Дубовый тын старой крепости местами обвалился, и из него как будто вытекли на волю огороды, тоже желтеющие.

Вокруг стен каменного кремля толпится и шумит народ. У большой церкви в центре города достраивают колокольню.

Народ здесь здоровый, веселый, вольный. Многие в суконных кафтанах. Женщины белятся, румянятся, ходят в кокошниках, покрытых белой кисеей.

Идет Яков Батищев. Усы у него черные, насурмленные, епанча на нем алая, надета поверх зеленого кафтана, а шляпа касторовая.

Идет Батищев – бывалый человек, русский солдат, который и с турками воевал, и шведов гонял, к видел теплое море.

Идет Батищев и печатает шаг так, чтобы видали и мужики и бабы, как ходит бравый русский ефрейтор, которого хоть в ад посылай – он и там устроит такой барабанный бой и разведет такую механику, что отступятся от солдата даже и черти.

Яков Батищев не сразу пошел к стольнику Клементию Матвеевичу Чулкову. Пошел он сперва смотреть завод.

Оружейный завод стоит на левом берегу реки и отгорожен от разлива высокой плотиной.

Плотина срублена из бревен, ряжи засыпаны землею и сплочены друг с другом ершами.

Около плотины начато многоярусное строение – три колеса водяных да три сухих с кулаками и при них коромысла. Тут долго простоял Батищев. Так долго был он тут, что девушка в красном колпаке, из-под которого высовывались русые косы, засмотрелась на солдата.

Очнулся Батищев и спросил, отдав честь ударом руки по полям касторовой шляпы:

– Как тебя зовут, красавица?

– Если бы у тебя ко мне дело было, ты бы не на бревна смотрел, солдат.

– Дело у меня к стольнику Клементию Чулкову.

– А вот он, на кирпичах сидит, работой людей нудит. Умер старый мастер Марк Красильников, и без него люди работают не по-толковому и что к чему не знают. Бьет каждый день Чулков по десять человек батогами без ума. Пойди к нему, коли не получил своей палочной солдатской порции.

Глава вторая,

в которой старый солдат Яков Батищев берется сделать дело, для других немыслимое.


Клементий Матвеевич Чулков человек был еще не старый.

Сидел он озабоченно на кирпичах, похлопывая рукою по пыльным голенищам сапог, смотрел на обтрепанные и известкой запачканные полы не французского, а староманерного кафтана и думал печально: «Я ли о деле не забочусь, а от царя все письма с бранью».

Тут услышал стольник медный солдатский шаг, поднял глаза и увидел смуглое лицо и черные усы Батищева. Солдат, отдавая честь, протягивал навощенный пакет, перевязанный ниткой и запечатанный черным сургучом.

«Вот она, моя погибель!» – подумал Чулков, беря в руки пакет.

Батищев стоял твердый и бодрый, как приказание.

Чулков вытер пакет, порвал нитку, развернул навощенную бумагу, прочел указ – раз и два – и произнес вслух:

– Так и есть – приказывают с бранью, чтобы была машина.

Ефрейтор стоял вытянувшись.

– Какие еще новости и приказы? – спросил Чулков. – Да не тянись, стой вольно.

Ефрейтор согнул колено и ответил:

– Приказов много. Деньги золоты бьют новым манером, из сената приказано подьячих брать на службу в войска – делать из них писарей да унтер-офицеров.

– А повеселей вестей нет?

– Из Италии корабли в Питер для торгу пришли, привезли соленые лимоны, – сказал Батищев и сложил руки по-вольному за спиною, как будто зная, что делается в душе господина Чулкова.

– А еще что? – спросил Чулков.

– Велено по разным местам собирать шляхетских добрых семей тысячу, и купецких полтысячи, да тысячу работных людей для поселения на острове Котлине, в крепости Кронштадт.


Еще от автора Виктор Борисович Шкловский
Жили-были

«Жили-были» — книга, которую известный писатель В. Шкловский писал всю свою долгую литературную жизнь. Но это не просто и не только воспоминания. Кроме памяти мемуариста в книге присутствует живой ум современника, умеющего слушать поступь времени и схватывать его перемены. В книге есть вещи, написанные в двадцатые годы («ZOO или Письма не о любви»), перед войной (воспоминания о Маяковском), в самое последнее время («Жили-были» и другие мемуарные записи, которые печатались в шестидесятые годы в журнале «Знамя»). В. Шкловский рассказывает о людях, с которыми встречался, о среде, в которой был, — чаще всего это люди и среда искусства.


Созрело лето

« Из радиоприемника раздался спокойный голос: -Профессор, я проверил ваш парашют. Старайтесь, управляя кривизной парашюта, спуститься ближе к дороге. Вы в этом тренировались? - Мало. Берегите приборы. Я помогу открыть люк. ».


Самое шкловское

Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, критик, киносценарист, «предводитель формалистов» и «главный наладчик ОПОЯЗа», «enfant terrible русского формализма», яркий персонаж литературной жизни двадцатых — тридцатых годов. Жизнь Шкловского была длинная, разнообразная и насыщенная. Такой получилась и эта книга. «Воскрешение слова» и «Искусство как прием», ставшие манифестом ОПОЯЗа; отрывки из биографической прозы «Третья фабрика» и «Жили-были»; фрагменты учебника литературного творчества для пролетариата «Техника писательского ремесла»; «Гамбургский счет» и мемуары «О Маяковском»; письма любимому внуку и многое другое САМОЕ ШКЛОВСКОЕ с точки зрения составителя книги Александры Берлиной.


Гамбургский счет

Книга эта – первое наиболее полное собрание статей (1910 – 1930-х годов) В. Б. Шкловского (1893 – 1984), когда он очень активно занимался литературной критикой. В нее вошли работы из ни разу не переиздававшихся книг «Ход коня», «Удачи и поражения Максима Горького», «Пять человек знакомых», «Гамбургский счет», «Поиски оптимизма» и др., ряд неопубликованных статей. Работы эти дают широкую панораму литературной жизни тех лет, охватывают творчество М. Горького, А. Толстого, А. Белого. И Бабеля. Б. Пильняка, Вс. Иванова, M.


Земли разведчик (Марко Поло)

Для среднего школьного возраста.


Памятник научной ошибке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
День собаки

Шофер-дальнобойщик и кюре, юноша «нестандартной ориентации» и одинокая женщина, безутешная вдова и закомплексованная девушка… Шесть человек, ничем между собой не связанных, стали свидетелями дорожного происшествия. Каждому сбитая на шоссе собака напомнила о чем-то своем. Шесть историй, составляющих книгу Каролины Ламарш, шесть поразительных по глубине и психологической достоверности внутренних монологов создают ощущение красоты и хрупкости жизни.


Лихие дни

Повесть о суровом военном времени.


Пепел наших костров

Как и кто это сделал, ученые ни понять, ни объяснить не в силах… Но факт остается фактом – в ночь летнего солнцестояния Москва погружается в необычайно плотный туман, а утром просыпается средь страшной жары и… белого нетающего снега. Повсюду белеет поле, и никакого леса, никаких поселков, ничего. Осталось только то, что находится в радиусе двадцати семи километров от центра Москвы. Время идет, запасы иссякают, машины останавливаются, и московское человечество вновь пускается по кругу цивилизации, начиная с первого витка – рабовладельчества, а некоторые даже и с первобытно-общинного строя…


Гуманное оружие

Будоражащие землян слухи об инопланетных цивилизациях оборачиваются кошмарной реальностью: десант антропоксенов – подданных некоего Истинного Разума – блокировал Санкт-Петербург и Москву, а затем «положил» крупнейшие города Америки и Китая. Земная цивилизация обречена.Пришельцы – сногсшибательные красавицы с железной волей – порабощают «варваров» – землян, и тогда российский генералитет принимает самоубийственное решение…


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.