Смуглая дама из Белоруссии - [3]

Шрифт
Интервал

Хайми снова сосчитал свои шарики и заявил, что одного не хватает, и я — невелика потеря! — отдал ему из своих. Лишь бы не ревел только. Он спросил, что значит «Мокрые ушики», и я объяснил (прочитал в «Пиноккио»), что это что-то вроде убийц. Затем мы пошли домой. Мы жили на Сибэри-плейс, а Крапанзано — в квартале от нас, на Чарлотт-стрит. Мамы дома не было, так что пришлось идти на крышу и спускаться по пожарной лестнице. Липпи сломал для меня шпингалет на кухонном окне, чтобы я мог в любой момент попасть домой. Мама грозилась: если меня застукает на таком — прибьет, но она вечно забывала оставить ключ. Она работает в одежном магазине у нас на первом этаже, а что я буду каждый раз, как дурак, туда за этим гребаным ключом таскаться. Да еще этот чувак, мистер Фокс, владелец магазина, меня терпеть не может, да и я его тоже. То есть он, скорее, не меня ненавидит, а Липпи, но если кто ненавидит моего брата, пусть ненавидит и меня! Липковицы — это клан, как Крапанзано, и мы всегда заодно. Так что я влез через окно и намешал себе кукурузных хлопьев с изюмом и молоком плюс сделал сандвич с горчицей. Все, даже Липпи, считают, я псих, что ем столько горчицы, но я ее обожаю. И вообще, с каких это пор запрещено есть сандвичи с горчицей? Кому от этого плохо? Потом я почитал комикс. Чудо-женщина[9] билась с целым племенем африканских амазонок, когда домой вернулась мама. И давай меня пилить. Любит она меня очень, вот почему.

— Ну что ты будешь делать, лазает, что твоя обезьянка! — причитала она. — В окошки лазает. Помяни мое слово, однажды ты свалишься и… А Лео где?

Я решил чуток потянуть время и стал кашлять и чихать, но мать не проведешь. Она не дурочка!

— Гляньте, да у него в носу целое производство!

Она вынула платок, заставила меня высморкаться, а потом спросила:

— Где Лео? Говори!

Я отвел ее руку с платком и сказал:

— Не знаю, ма. Он не сказал.

— Мне что, позвать дядю Макса?

Я думал, она просто так грозится, и сказал:

— Ма, погоди, Лео с минуты на минуту вернется, вот увидишь!

— Нет, — сказала она, — нет!

На этот раз она всерьез разозлилась.

— Сколько можно это терпеть? Отвечай! Ой, это разве наш Лео? Гангстер — вот он кто! Что у него на уме? Никто не знает. А ты его покрываешь! Все, посылаю за дядей Максом.

Я понимал, что ее уже не остановить, но ради Лео решил попытаться еще разок.

— Ма, — я ухватился за край ее сумочки и потянул на себя, словно хочу поиграть.

Но она выдернула сумочку у меня из рук. Если моей маме что в голову западет — все, пиши пропало.

— А ты, Бенни, ничуть не лучше, — заявила она.

И ушла.

Если Липпи кого и остерегается на всем белом свете, так это нашего дядю Макса! Только не подумайте, будто Липпи его боится, — просто предпочитает держаться от него чем дальше, тем лучше. Хотелось бы мне дать Липпи знак, хотя даже если бы я его и предупредил — что толку? И все же надо было что-то делать; я вынул сидур, два раза поцеловал каждую обложку и прочел пару молитв, которым нас научил Шварци. О чем в них говорится, я не знал, но решил: если сильно постараться, они дойдут до Бога. На что тогда Бог, если не молиться Ему? Потом я прочел парочку молитв собственного сочинения, после чего спрятал сидур. Неожиданно на душе стало легче. Дядя Макс, конечно, зверь, но и Липпи не прост. Он себя в обиду не даст.

Когда мама вернулась, я решил пособить ей по дому: помыл для нее все тарелки, вытер пыль и вообще вел себя, как ангел. Но это не шибко помогло. Мою маму не проведешь!

— Мамзер[10], — хмыкнула она. — И минуты не пройдет, как дядя Макс будет здесь!

Но вот и десять минут прошло, а дядя Макс не появился, и я начал надеяться, что мама просто меня попугала. Если так, то это она здорово придумала! Но в коридоре послышались шаги, и я сразу понял: это дядя Макс. Только он так топает. Как человекообразная обезьяна. В общем, когда он постучал в дверь и мама ему открыла, я не удивился. До приветствий дядя Макс не охоч. Времени у него вечно в обрез.

— Где он, где? — рявкнул дядя Макс и, как бульдог, принялся все обнюхивать. — Где?

Заглянул во все чуланы, под все кровати. Даже дверцу кухонного лифта открыл.

— Поймаю — убью. Геня, он загубит мой бизнес, Геня!

Дядя Макс держит бакалею неподалеку от Бостон-роуд и говорит о ней так, словно главнее места на земле не сыскать. Куда там Белому дому.

— Геня, я слышал, его уже не пускают ни в одну лавчонку. Все тащит! Где он, Геня? Я его убью, раз и навсегда!

Я посмотрел на маму и понял: она уже жалеет, что позвала дядю Макса.

— Макс, — сказала она, — ты присядь, Макс. Он еще не вернулся. Макс, а может, он с другом куда отправился? Может, тебе пока пойти домой?

— Пойти домой, она говорит, пойти домой! Это все ты виновата, Геня, ты его распустила. Пора действовать!

Мне бы лучше, конечно, помалкивать, но я не удержался и сказал:

— Лео ничего плохого не сделал, дядя Макс. Он отправился по поручению Шварцфарба, ей-ей, я…

— Заткнись, ты! Видеть тебя не могу. Лео, так он хотя бы менч! Лео не врет!

— Ма, скажи ему, пусть даст мне объяснить. Я не хотел говорить, но Шварци стало плохо. У него снова был приступ. И Лео пришлось идти в центр, чтобы принести ему лекарство. Спросите Хайми Московица, если мне…


Рекомендуем почитать
Сборник памяти

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.


Восемь рассказов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Обручальные кольца (рассказы)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Еще одни невероятные истории

Роальд Даль — выдающийся мастер черного юмора и один из лучших рассказчиков нашего времени, адепт воинствующей чистоплотности и нежного человеконенавистничества; как великий гроссмейстер, он ведет свои эстетически безупречные партии от, казалось бы, безмятежного дебюта к убийственно парадоксальному финалу. Именно он придумал гремлинов и Чарли с Шоколадной фабрикой. Даль и сам очень колоритная личность; его творчество невозможно описать в нескольких словах. «Более всего это похоже на пелевинские рассказы: полудетектив, полушутка — на грани фантастики… Еще приходит в голову Эдгар По, премии имени которого не раз получал Роальд Даль» (Лев Данилкин, «Афиша»)


Благие дела

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Подозрительные предметы

Герои книги – рядовые горожане: студенты, офисные работники, домохозяйки, школьники и городские сумасшедшие. Среди них встречаются представители потайных, ирреальных сил: участники тайных орденов, ясновидящие, ангелы, призраки, Василий Блаженный собственной персоной. Герои проходят путь от депрессии и урбанистической фрустрации к преодолению зла и принятию божественного начала в себе и окружающем мире. В оформлении обложки использована картина Аристарха Лентулова, Москва, 1913 год.


Дети Бронштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.