Смотри: прилетели ласточки - [77]

– Сейчас мы с тобой в магазин пойдем, апельсинов купим, пряников, чаю хоть раз по-людски попьем. Тебе сейчас хорошо питаться надо…

– Ой, Костя, там метель! А у меня сапоги на рыбьем меху…

– Так мы тебе попутно валенки купим. Куда годится ноги студить? Ну, одевайся, покуда магазин не закрыли!

Костя в нетерпении пританцовывал на пороге, поджидая Катерину. Та спешно оделась, кой-как накрутив шарфик, и оба они весело вытолкнулись в самую метель, которая больно хлестнула по щекам.

– Погодка, е-мое! – Костя гикнул, увлекая Катерину под горку, вниз, и дальше мимо заборов к поселковому магазину. – Праздник, бля, грядет. А дома шаром покати, во дожились! Ни жратвы тебе, ни подарков!

Катерина громко хохотала, проваливаясь на бегу по колено в снег. Костя ловил ртом встречную метель, и волосы его, побелев, обросли сосульками.

– Вот я люблю наблюдать, как мужики в магазине продукты берут. Нет, не водку, а хлеба, масла, еще какую-нибудь консерву. Это значит, что мужик домой не просто так идет, голодный и злой, лишь бы кусок в горло затолкать, – он прикидывает, что вот мы сейчас сядем… Именно праздник готовит, когда вся семья в сборе. Семья – хорошее дело.

В лавку влетели они со смехом, произведя одним видом своим беспорядок, так что продавщица, заохав, принялась спешно поправлять на полках товар.

– А ну как нам валенки! – возопил Костя. – Вот эти, беленькие, одно загляденье! Импортные, видать.

– Валенки не бывают импортные, – испуганно ответила продавщица.

– Фирма валенков не вяжет? А нам один черт! Давай ногу! – велел Катерине Костя. – Ну как? В пору? Не жмет? Ну-ка, товар лицом! – Костя грубовато понукал продавщицей, и та металась от Катерины к полкам и назад.

– Я еще и бабке к празднику исподники новые куплю, а то развесит свое рванье, аж глядеть срамно! Я ж не нищий, я рабочий человек, как-никак!

Костя разошелся, набирая товару. Катерина ойкала, вцепившись ему в рукав:

– Кость, а жить-то потом на что?

– Разживемся. Дня через три квартальную премию дадут. А мне еще персональную надбавку пообещали.

– Кость, а можно шоколадных конфет двести грамм?

– Отчего нельзя? Ну-ка, нам четыреста грамм «Каракума». И еще – шампанского!

– Ой, так мне ведь теперь нельзя…

– Ты что, трезвенника хочешь родить?

По дороге домой Костя пел, и поселковый народ, всякого видавший на своем веку, взирал на него с опаской: с чего вдруг понесло Костю?

Весь вечер смекали они, где лучше ставить кроватку.

А ночью явилась Катерине во сне черномазая псина. Кровь капала с обрывков мяса в ее страшной пасти. Вскликнув, Катерина очнулась. Чресла сочились липкой влагой – это была обычная ее женская кровь.

Стиснув зубы, сползла Катерина на шкуру и в немочи колотила кулачками в мех, глуша звук, только чтоб не пробудился Костя. Луна светила в окно, открывая путь в тайный полуночный мир. Катерине, насупротив, хотелось стаять со свету без следа. Стянув с постели замаранную простыню, она немного повозилась у рукомойника, потом накинула шкуру и, сунув ноги в валенки, вышла на крыльцо, в ночь.

9

Черный волк рыскал кругами, неумолимо близясь к поселку. В такие ночи, когда свет начинает поглощать тьму, на переломе года, получают короткий отпуск в мир темные твари. И вот целый рой невидимых людскому глазу сущностей витал над крышами, заглядывая в окошки и трубы. Низшие бесы веселились по пустынным дворам, процарапывая на заборах кривым когтем похабные надписи.

Хуккаламбу проморозило насквозь, до самого дна. Лыжню, изгадившую озеро за день, замело, и желтому глазу луны открывалось ровное белое полотнище, на котором вышивал стежки следов Черный волк. Поселок смердел псиной и прочими запахами человеческого гнезда, единственное приятство доставлял носу дух овчарен, где грудилась тупая блеющая еда.

Черный подошел к поселку впритирку и остановился под скалой, среди заснеженных валунов. Ноздри его тронул смутный душок лесного собрата. Волк фыркнул, вновь потянул носом, изучая воздушную струю, и из мешанины вкусов выделил самый сочный. Он тотчас признал этот запах, но не мог поверить своему носу. Знакомый запах манил, Черный точно взял направление и вот уже карабкался вверх по скале, позабыв опасливость. Трещины камней забила корка льда, лапы его скользили, однако он упорно продвигался вперед, с камня на камень, еще прыжок – и наконец он увидел ее.

Кроткая переминалась в нерешительности, прижав уши к холке. Пышный хвост ее подметал порошу. Радостно тявкнув в знак приветствия, Черный прогарцевал к ней, едва касаясь лапами земли. В восторге принялся он взрыхлять носом снег, поднимая маленькие вихорьки. Приблизившись к волчице, он потерся об нее мордой и слегка толкнул всем корпусом, приглашая к игре. Кроткая воспряла.

И вот бок о бок двинулись они берегом вдоль поселка, навстречу потоку новых запахов. Кроткая втягивала ноздрями неведомые прежде ароматы живой крови, которые будоражили самое нутро и заставляли чутко ловить каждый шелест. Ночная тишь звучала симфонией понятных звуков. Петух вспорхнул ненароком, растолкав несушек; коза мекнула в стойле, тревожась их близким бегом; дворовый пес, спугнутый лесными гостями, забился в будку.