Смертельный вкус Парижа - [40]

Этот спевшийся квартет экспертов не вызывал ни симпатии, ни доверия, больше всего они походили на шайку жуликов. Они поставляли друг другу клиентов, свидетельствовали в пользу друг друга в случае судебных исков, ничтоже сумняшеся уверили арабского принца, что нет ничего естественнее, чем тринадцать стульев в гарнитуре из двенадцати. Все они были тесно связаны с Люпоном: галерея Серро продавала его находки, модный декоратор всучал их невежественным нуворишам, куратор Версаля обогащал дворцовые экспозиции невиданными шедеврами. Лишь выгоду и суть Камилла Мийо, заведующего отделом декоративных искусств Лувра, было не так-то просто определить. Пожалуй, он был просто вуайером, «подглядывателем», таких в Париже немало. Только Мийо подсматривал не за темнокожим с двумя девицами, а за махинациями Пер-Лашеза.

Когда я вышел из галереи, на меня налетел потный и злой Додиньи:

– Наконец-то! Что вы там застряли?!

– Вы-то откуда тут взялись?

– Как откуда?! Жду вас, разумеется! Я тут чуть с ума не сошел! Сколько можно болтать с ними? Ну, убедились, что это спевшаяся шайка гнусных аферистов?

Я осторожно ответил:

– Убедился, что у вас больше врагов, чем надо бы человеку, желающему дожить до глубокой старости.

– Еще бы, – согласился он с ноткой хвастовства. – Я мешаю им продавать фальшивки. Серро всучил подделку Эмилю-Морису Эрмесу. Может, месье Эрмес и разбирается в седлах, но в антиквариате он сечет не больше мерина. А Годар, я вам уже говорил, не простил мне двух фальшивых ployants. Это такие складные табуреты, которыми он с благословения Люпона украсил Зеркальную галерею. Табуреты якобы принадлежали Марии Луизе Елизавете Французской, старшей дочери Людовика Пятнадцатого. Он пригрозил мне судом, но я все еще жду повестку.

Я прервал перечисление его геройств:

– У меня для вас отличные новости о кровати для шаха.

– Какие?

– Я убедил посла потребовать ее проверки экспертами и аттестата о подлинности. В случае сомнений он отменит сделку.

– Чего же здесь хорошего? Разве вы не видели, чего стоят все эти эксперты и их заключения?

– Господин посол согласился, чтобы именно вы засвидетельствовали аутентичность кровати.

– Я? Я ничего свидетельствовать не собираюсь, – заявил он, нервно затягивая свое кашне с такой силой, что меня охватило беспокойство за его дыхание. – Вы обещали мне сорвать эту сделку.

– Как я могу сорвать ее? Только вы можете это сделать, если обнаружите, что кровать поддельная.

– Нет-нет, не я. Сами придумайте что-нибудь. Я помогаю вам только с этим условием.

Каким-то удивительным образом этот похожий на нелепого аиста чудак умудрялся одновременно быть и жалким, и упрямым. Он взбесил меня.

– Честно говоря, Додиньи, вашей помощи не хватило бы на отказ от раскладушки, не только от королевского ложа. Договор был, что вы поможете мне в расследовании убийства Люпона, но до сих пор, похоже, только я трачу время на расследование ваших антикварных дрязг.

– Это необходимый этап, – заявил он нахально. – Как только мы докажем, что они жульничали, у них обнаружится мотив, и за них возьмется полиция. Что вы узнали?

– Все полагают, что вы стреляли в Пер-Лашеза в качестве последнего аргумента вашей правоты.

– Естественно. А сами они могут доказать свою невиновность?

– Кремье намекнул, что в тот вечер был у любовницы, у остальных алиби нет.

Додиньи скривился:

– Какая еще любовница? Кремье женщинами не интересуется. Я не стал бы выдавать его тайны, но раз он пытается обвинить меня в убийстве, то пошел он к черту!

– В общем, вас там не любят. Вы допекли даже Мийо, которого проделки Люпона только радовали и восхищали.

Додиньи вздохнул:

– Мийо – тварь неблагодарная! Он мне спасибо должен сказать! Герцог Вестерботтенский, кронпринц Швеции, собирался преподнести в дар Лувру два fauteuils Жоржа Жакоба, это такие кресла без подлокотников.

– Ага, – почему-то я сразу догадался, что подкосило щедрые намерения кронпринца. – Вы, разумеется, сумели вовремя спасти национальную сокровищницу от сомнительных деревяшек?

– Если бы вы понимали в этом столько, сколько понимаю я, вы бы их тоже забраковали! – ответил он с искренним возмущением. – Я сделал лично Мийо и всей Франции огромное одолжение. Даже он не спорил.

– Скажите, – в последний момент я выдернул Додиньи из-под колес фиакра, – вам вообще случалось обнаруживать в чужих галереях и коллекциях подлинную вещь? Или везде выставлены сплошь одни подлоги неутомимого Люпона?

– Напрасно вы надо мной смеетесь. Вы заметили, что во всех своих экспертизах они опираются друг на друга и удостоверяют мнение друг друга?

– Но при этом их поддерживают все остальные антиквары Франции.

– Только потому, что против четверых самых знаменитых коносьеров Парижа не очень-то и попрешь!

Его одержимость крестовым походом против антикварного истеблишмента начала казаться мне еще одним веским доводом в пользу вины Додиньи.

– Хорошо, допустим, они подделывали эти патримуаны. Мне-то какое дело? Я ищу убийцу Люпона!

– Вы ищете его только там, где вам удобно. Я боролся с ним открыто. Что я мог выиграть от его смерти? Ничего, кроме неприятностей! Но, если Мийо прав и Пер-Лашез намеревался обнародовать свои проделки, у его сообщников был серьезнейший мотив. Не в суд же им было на него подавать! И ни у одного из каналий не нашлось алиби.