Смертельный вкус Парижа - [39]

– Вы имеете в виду краснодеревщика Дидье Мишони?

– Ну да. С Дидье шутки плохи. Вот наш Эмиль на его месте только возмущался бы, я бы по-байроновски усмехался, мой коллега Годар негодовал бы, вы, дорогой Серро, наверняка махнули бы со всей наличностью в какую-нибудь Мексику, а Дидье тут же извел бы Ива-Рене на стружку.

Эмиль нервными движениями поправил шейный платок:

– К счастью, это все ваши очередные блестящие фантазии, дорогой Камилл. Действительность гораздо обыденнее: Додиньи – рехнувшийся от зависти неудачник, а все его гнусные инсинуации сделаны в надежде добиться признания и веса.

Мийо не спорил:

– Он мог убить Ива-Рене уже только потому, что не в силах был разоблачить его.

Годар снова воздел свой жезл жестом верховного жреца:

– Разоблачать было нечего, но этот одержимый умудрялся пугать невежественных покупателей и причинять ущерб не только репутации добросовестных профессионалов, но и всей отрасли.

– Зато теперь поднявшаяся после убийства шумиха Марселю весьма на руку. В последние дни газеты охотно цитируют его поклепы.

Я почесал бровь:

– Остается удивляться, почему никто до сих пор не убил самого Додиньи.

У Серро от хохота затряслись щеки, словно он никогда не слышал более смешной шутки.

– Мишони как-то едва не прикончил его. После очередного выпада Марселя столяр явился в «Полидор» и едва не снес помешанному полчерепа. К счастью, посетители и официанты в последний момент спасли: силой оттащили Дидье от верещавшего Марселя. – Я вспомнил ужас в глазах Додиньи, когда шел к нему по залу ресторана. – Но, кстати, однажды этот юродивый все-таки пригодился. Какой-то денежный мешок из Техаса рвался приобрести у меня изголовье кровати Жозефины де Богарне, а Национальный синдикат антикваров вознамерился объявить его национальным достоянием. Я был в отчаянии. – Он почмокал сигарой и снисходительно пояснил мне: – Синдикат ставит жуткие препоны продаже за границу предметов, объявленных патримуаном. Меня осенила гениальная мысль. Я пригласил Додиньи и поделился с ним кое-какими сомнениями. Чудак покружил вокруг изголовья и накатал синдикату такое заключение, что те от греха подальше отказались от идеи канонизации этого шедевра. Изголовье спокойно уплыло в Техас.

– С кем же бедняга будет сражаться, лишившись Люпона?

Годар ткнул тростью в воздух:

– С его наследием и со всеми нами! Завтра на аукционе в «Отеле Друо» выставляют найденный Люпоном стул. Уж будьте уверены, Додиньи постарается устроить скандал.

Кремье поправил свою шевелюру:

– Никто никогда не принимал этого психа всерьез. А в последнее время он вообще чудовищно опустился.

– Что вы имеете в виду?

– Ну… не знаю. Вечно какой-то помятый, нечесаный, в пуху. Такое впечатление, что он проводит ночи под мостами, а утром даже не умывается. И этот его неизменный сюртучок цвета детского поноса…

Я поинтересовался:

– А какие пуговицы были на его сюртуке?

– Пуговицы? – с отвращением сморщился Годар.

Кремье ухмыльнулся:

– У меня профессиональная память на детали. Большие такие, деревянные, резные, висели на чахлой груди Марселя, как медали на рубище. А почему вы спрашиваете?

– Просто чтобы обрадовать вас, сообщив, что Додиньи, видимо, остепенился – я видел его на днях в сером пиджаке с черными пуговицами.

Серро скривился:

– Не иначе как примирился с папашей. Другого объяснения я не нахожу.

– К тому же от следствия я знаю, что в тот вечер Додиньи был на премьере «Кошки» в театре Сары Бернар.

– Он мог появиться ненадолго, просто чтобы его заметили, а потом уйти. В тот вечер, кстати, многие ушли, когда увидели, что вместо Спесивцевой танцует какая-то дебютантка.

Я небрежно заметил:

– Показательно, что его допросили. Следовательно, подозрения на его счет имеются. Вот вас, господа, полиция спрашивала, где вы были в тот вечер?

Серро усмехнулся, отряхнул сатиновый лацкан от ссыпавшегося пепла, но, видимо, надежда продать шаху кровать пересилила, и он ответил на мой иносказательный вопрос:

– Меня-то с какой стати? Я чуть не до полуночи был в галерее – готовил каталог для нью-йоркской выставки.

Я вопросительно посмотрел на остальных. Болван Годар неохотно кивнул на Мийо:

– Мы с Камиллом весь вечер обсуждали возможность позаимствовать из Версаля пару экспонатов для временной экспозиции Лувра.

Мийо остался невозмутим, не подтвердив, но и не опровергнув слова коллеги. Попугай Кремье молчал, но, заметив, что все смотрят на него, фыркнул:

– Господа, помилосердствуйте, я не могу выдать вам все мои секреты! Но поверьте, – подмигнул он, – она прелестна.

Похоже, ни у одного не имелось достоверного алиби.

Серро бросил докуренную сигару на поднос проходящему официанту:

– Уверяю вас, стрелял помешанный Додиньи. И чем быстрее следствие это докажет, тем спокойнее станет всем, включая вашу жену. И шаху не придется отказываться от исторической кровати из-за маниакальных подозрений безумца. Кстати, доктор Ворони́н, пока вы ищете преступника среди истинных друзей покойного, вашу Елену умыкнул очередной Парис.

Я оглянулся – действительно, Елены и Дмитрия в галерее уже не было. Я распрощался со всеми и покинул эту стаю стервятников, питающихся мощами бурбоновских обстановок.