Смерть саксофониста - [25]

— Нет, пока нет… — с явственным сожалением ответил Суперфин. — Но выборы губернатора Мичигана — целиком моя заслуга. Я посоветовал ему сменить ужасные кашне, привычку носить которых он приобрел еще в колледже. Майкл заменил их вполне цивильными галстуками и победил!

— Неужели все так просто? — я с сомнением покачала головой.

— Нет, конечно, — рассмеялся он. — Кандидат еще изменил социальную программу. Но я вас уверяю, Валерия, без галстука ему бы не помогла никакая программа.

Суперфин отпил немного кофе.

— Мой кофе совсем остыл. Пойдемте на кухню, может, удастся налить свежий.

Кухня у Вольфов была оборудована по последнему слову техники. Блестели многочисленные никелированные штучки, издавала утробные звуки микроволновая печь, а из духовки доносился запах слоеных пирожков-бурекасов. Их покупают замороженными в супермаркете и разогревают в течение двадцати минут.

За столом сидела Лина и строчила в блокноте, диктофон из черной сумки лежал рядом. Клара Тишлер была в непрерывном движении: она резала бутербродики-канапе, открывала консервы и следила за свистящим чайником.

Вместе с этим она успевала отвечать на вопросы Лины.

Нам с Эдвардом не хотелось прерывать беседу.

— И все же, Лина, вы обратились не по адресу. Мы знакомы с Вольфами недавно. Это наши дети были в армии вместе. И вообще, вам не кажется, что вся эта история с его циничным убийством может иметь весьма глубокие корни?

— «Рука Москвы», вы полагаете? — усмехнулась Лина. Увидев нас, она кивнула и сделала подзывающий жест. — Кому в Москве нужен такой третьеразрядный деятель, как Руби, мир праху его…

— Хорошо, что вас не слышит его жена, — в тон ей добавила Клара. — Она считала своего мужа пупом земли.

— Нет, конечно, Вольф был очень милым человеком, но не настолько важным, чтобы им могли заинтересоваться московские гангстеры. Кофе? — спросила она, видя, что Суперфин держит в руках пустую чашку.

— Да, пожалуйста.

— Знаете, кто пришел? — на кухню ввалился Мика Перчиков. Он бесцеремонно стащил с подноса уже готовый бутербродик и отправил в рот.

— Кто?

— Мать того парня-саксофониста, вместо которого играл Руби.

— Додельзон? — спросила Клара.

— Ну да… Они сейчас плачут вместе с вдовой.

— Ничего не понимаю! — удивилась Лина. — При чем тут этот парень?

Мы потянулись к выходу из кухни.

В салоне рядом с Эстер Вольф сидела полная женщина среднего возраста и убежденно говорила присутствующим:

— Это покушались на моего мальчика! Его хотели убить, а не вашего мужа! И почти достигли своей цели. Он должен был играть и погибнуть, а когда не получилось, то ему устроили дорожную катастрофу!

Женщина производила впечатление полубезумной. Она с такой страстью выбрасывала слова, что некоторые из гостей невольно морщились. Ситуация напоминала: «Звиняйте, дяденьку, не того замочили…»

Лина была тут как тут:

— Кому мешал ваш сын, госпожа Додельзон?

— Всем! Он — гениальный композитор, аранжировщик. А ему не давали раскрыться! Особенно этот, — она покрутила пальцами над головой, — с коком. Обезьяна слащавая! Веничка для него песни писал, а он их присваивал!

На кого уж не был похож Леон Ковалло, так это на обезьяну! Мне даже стало обидно за него.

— Но это не повод для убийства! — произнес кто-то из толпы любопытствующих.

— Его джазовые композиции принесли тысячи долларов не ему, а его руководителю ансамбля — этому пройдохе! А моему мальчику шекеля не досталось! — мать Додельзона достала объемистый платок и с шумом высморкалась. — Он всем мешал, требовал, чтобы диски выходили с его именем, справедливо требовал. И от него решили избавиться! Ну, кто же знал, дорогая, — она повернулась к Эстер, — что ваш муж возьмет и начнет играть! Поэтому я и пришла… У вас связи, возможности! Арестуйте эту банду, которая желала смерти моего мальчика и убила вашего мужа, золотой человек был! Мне такое не под силу!

— Ах, оставьте меня… — простонала вдова Вольфа и, поддерживаемая дочерью, удалилась в спальню.

Гости в салоне, а их было около пятнадцати человек, принялись живо обсуждать перипетии еще не закрытого дела.

— Глупости вы говорите, мадам, — авторитетно заметил Мика Перчиков. За какие-то там танцы-шманцы людей не убивают. А дирижеру вашему нужно было просто морду набить, и все дела. Чтобы знал!

Мать несчастного музыканта даже задохнулась от негодования:

— Как… Как вы смеете! Сам живет неизвестно где, ни дома, ни семьи не нажил, а туда же, людей судить.

Еще немного, и она готова была наброситься на него с кулаками.

Мика вскочил, его тщедушное тельце затрепетало. Он встал в позу бойцового петуха и выкрикнул сиплым голосом:

— В отличие от вас, мадам, я занят очень важным делом, сулящем многомиллионные доходы! И Вольф знал об этом…Мне вообще удивительно Его убили, чтобы прибрать к рукам наш проект! И точка.

— Уймитесь вы, Мика, вечно от вас шуму много, — лениво протянула незнакомая вальяжная дама и, понизив голос, прошептала: — Его приговорила любовница… Блондинка крашеная. Когда такой жирный кусок отпадает, кому приятно будет?

Глянув украдкой на Суперфина, я заметила, что весь этот треп приносит ему несказанное удовольствие. Эдвард слегка ухмылялся в пышные усы и не торопился покинуть захватывающее зрелище.