Смерть – это круто - [4]

Шрифт
Интервал

Она лишь прищурилась.

– Эдисон Бэнкс. Вам не приходилось слышать о них, я имею в виду, о нас? Начало восьмидесятых? «Уорнер Бразерс? Пластинка «Downtown»?

Нет, она ничего подобного не слышала.

Пусть так. Он знал, как обыграть сказанное, хотя у него давненько не было практики. Отступление:

– Мы не представляли собой ничего особенного, впрочем не знаю… – а затем случайное упоминание о том, что могло внести оживление за столом.

– Это было до того, как я попал на телевидение.

Но картина вновь сменилась, так как прежде чем она свела губы в гримаску и проворковала «телевидение», дверь с шумом распахнулась, и внутрь ворвалось солнце, и звуки улицы, и трое человек в костюмах – все молодые, с прическами, четко обрисовывающими уши, и зубами, которые следовало бы запечатлеть на плакатах национального съезда специалистов но гигиене зубов. Одного из них, как оказалось, звали Лайлом, и, заметив, как он проходит в дверь, Сьюки на секунду застыла, но Эдисон увидел и отметил это.

Другой конец бара наполнился хохотом, и Эдисон спросил у нее, не хочет ли она выпить еще.

– Нет, – сказала она. – Нет, полагаю, нет. Рада была побеседовать с вами, – и она привстала, потянувшись за кошельком.

– А как насчет номера телефона? – спросил он. – Мы могли бы пообедать вместе или что-нибудь в этом роде, иногда, я имею в виду.

Она встала, глядя на пего сверху вниз и зажав кошелек в руках.

– Нет, – ответила она и потрясла головой так, что ее волосы вобрали в себя весь свет в помещении, – нет, не думаю.

Эдисон заказал еще порцию спиртного. Солнце скользило с небосвода туда, где ему полагалось заходить. Он праздно смотрел на другую сторону улицы и любовался тем, как солнечный свет исчезает в кронах пальм и утопает в объятьях гор. Мимо неторопливо катились машины. Он наблюдал, как супружеская пара, обогнув угол, присела под зеленым зонтиком на открытом внутреннем дворе ресторана по ту сторону дороги. На короткое время в мозгу всплыла картина его унижения – лицо парня, летящая в воздухе палка, но он подавил в себе эти воспоминания и принялся пролистывать городскую газету – лишь для того, чтобы заняться чем-то, пока посасывал свой кисло-сладкий напиток и жевал еще одну порцию похожей на опилки закуски.

Он прочитал о чьей-то изысканной свадьбе – «пятнадцать тысяч долларов только на суши»; о буме на рынке недвижимости; о том, что одна из новых кинозвезд приобрела имение на холмах; просмотрел колонку, посвященную винам – «впечатляющий букет сушеной вишни и копченого мяса с превосходно очерченным минеральным послевкусием»; затем его внимание привлекла статья о ловком взломщике, орудующем среди бела дня и проникающем в окрестные дома сквозь незапертые двери и окна на первом этаже, чтобы забрать драгоценности, если они имеют большую ценность. Его не интересовали стразы, как, по всей видимости, не интересовали и ковры, электроника, вазы и произведения искусства. Это занятие требовало определенного бесстыдства. Отправляешься на прогулку, стучишь во входную дверь: «Эй, есть кто дома?» Если из дома кто-нибудь отзывался, он прикидывался продавцом подписок на журналы или человеком, разыскивающим пропавшего кота. Каков способ зарабатывать себе на жизнь! Что-то вдохновляет в этом маленьком гаденыше с побережья.

Когда он поднял голову, чтобы заказать выпивку в четвертый раз, заведение начало заполняться. Официантка, разносящая коктейли – Элиза, он должен был уже запомнить ее имя, и бармена тоже, но что ему в нем, – летящими шагами передвигалась взад и вперед, переступая длинными ногами, держа поднос с напитками высоко над теснящейся толпой. Сменилась сцена в телевизоре в углу зала: вместо гольфа там показывали бейсбол, коридоры и зеленые лужайки сменились видами густой длинной травы в дальней части поля – или это было искусственное покрытие, надутый мат, устланный ворсистым ковром? Он подумал о том, что следует поесть и покончить со всем этим, попросить бармена – как же его зовут – дать ему меню и заказать в баре что-нибудь подходящее, а затем посидеть еще немного и понаблюдать за всем происходящим. Собственный дом наводил на него уныние. Все, что ожидало его там, – это переключатель каналов и килограммовый пакет замороженного горошка, чтобы оборачивать его вокруг больного колена. И вот что убивало его: где была Ким, когда он так нуждался в ней, когда он страдал и едва был в состоянии передвигаться? Что заботило ее теперь? У нее своя машина и свои кредитные карточки, и, надо полагать, она уже нашла себе еще одного простака, чтобы водить его за нос.

– Простите меня, – произнес кто-то рядом. Он взглянул в лицо одного из пришедших ранее мужчин – тех, на кого среагировала крупная блондинка. – Я не хотел бы вас беспокоить, но вы не Эдисон Бэнкс?

Кодеин в жилах превратился в осадок, а колено, он и забыл, что у него есть колено, но он снял солнечные очки и улыбнулся.

– Да, это я, – ответил Эдисон, и хотя он никогда не признался бы себе, что польщен, но так оно и было. Он жил здесь уже три года, и никто не знал, кто он такой, даже почтальон и девушка, отсчитывавшая ему деньги в Банке.

– Мое имя Лайл, – сказал незнакомец, и они обменялись крепким рукопожатием, – Лайл Хансен, и я не могу выразить словами то, в каком я бешеном восторге от встречи. Я хочу сказать, я большой ваш поклонник. «Дикая улица» – это самая потрясающая программа в истории телевидения, она сопровождала меня на протяжении всего периода моего обучения в средней школе, а для меня это были скверные времена, настоящий ад для подростка, со всеми этими нормами, придирками родителей по самому ничтожному поводу – черт возьми, жил «Дикой улицей».


Еще от автора Том Корагессан Бойл
Детка

«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…


Благословение небес

«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…


Моя вдова

«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…


Избиение младенцев

Избиение младенцев.


Современная любовь

В конце 1980-х заниматься любовью было непросто — об этом рассказ автора «Дороги на Вэлвилл».


Шинель-2, или Роковое пальто

Шинель-2 или Роковое пальто.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Черно-белые сестрички

«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…


Ахат Макнил

«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…


Ржа

«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…


Белый прах

«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…