Слоны могут играть в футбол - [37]

— Подожди, я сейчас.

Это был почти ответ. Он сбегал в машину и принес то платье, которое хотел подарить позже, в первый день лета. Вернулся и застал Лику вытянутой по струнке, дрожащей от волнения.

— Я подумала, что мы не увидимся больше, что видела тебя в последний раз.

— Ты что? Вот держи, — он вручил ей бумажный пакет. Стал ждать в прихожей.

Через две минуты к нему из комнаты вышел счастливый человек. Лика сияла, как сияет девушка, которой парень вручил кольцо. Обвила его шею.

— Нравится? — спросил он.

— Если можно ругаться матом, — сказала она, — я знаю пару слов, чтобы выразить восторг. Приличные слова тут не работают.

Он был рад, что тот разговор закончен, и готов был поддержать любой другой.

— В таком платье сидеть дома нельзя!

Пошли гулять, и он всеми силами старался дать понять, что она не ромашка, что нравится ему всем: характером, умом, всей своей незаурядной личностью. Ей было приятно, а он вдруг вспомнил ее слова про «ругаться матом» и устроил воспитательную беседу: «Ты что, матом ругаешься? Ну-ка, не отворачивайся, смотри на меня!»

Она расхваливала подаренное платье, которое и вправду ей шло, была в нем, как оранжевый лепесток, упавший в уже яркую московскую зелень. Потом показывала свои эскизы в телефоне и говорила: «Я скоро сошью свое лучшее платье». Потом ели что-то на ходу. Это был хороший день, нужно было его запомнить, чтобы вспоминать, когда все закончится.

Он проваливался в Ликину жизнь, как армия проваливается вглубь территории противника. Сначала наступление кружит голову, а потом оказывается, что обоз отстал, патронов нет, и кольцо за спиной смыкается. Но он этого пока не замечал и просто радовался, что у него есть взрослая дочь.

В какой-то момент познакомился с ее друзьями. Такими же двадцатилетними, сложными, честными. Сначала они присутствовали только в ее речи, и то, как именно присутствовали, его подбешивало.

«Аня сказала…», «Таня пришла», «Оля мне и говорит».

— Стоп, — говорил он, — я не знаю, кто такая Оля.

— Ну, это моя подруга из института, я у нее год жила, она мне как сестра…

— Теперь понятно. Просто ты либо говори «моя подруга», можно даже без имени, и рассказывай суть дела, либо объясняй все полностью: кто есть кто. Но когда ты говоришь «Аня-Таня», а я вообще не знаю кто это, то для меня это не имя, не люди, а бессмысленный набор букв.

— Ну да, — соглашалась Лика и смеялась, — точно. Я просто так разговариваю, как будто ты знаешь то, что знаю я. Не обращай внимания, это женская логика.

И вот Ани-Тани перестали быть набором букв. Стали знакомиться, сидеть в кафе, гулять. У Ань-Тань имелись Саши-Сережи, которых было сложно различить и запомнить по именам, если это не совсем уж какой-нибудь Тимур. Тимур, кстати, тоже был, только его не было: о нем иногда говорили и тут же прекращали. Это был какой-то мистический член их компании.

Дмитрий сразу стал для всех другом, а кто он и откуда — особо никто не спрашивал. Это было хорошо. Если своим знакомым он мог говорить, что Лика его дочь, то что бы он сказал Ликиным друзьям? Просто приходил, жал всем руки, касался щекой щек, а дальше просто общались. И когда он заботливо накидывал куртку на Лику, когда, поплевав на палец, стирал соринку с ее лица, или когда она после позднего похода на концерт спала в метро у него на плече, друзья улыбались и радовались, шептали что-то друг другу.

Глава шестнадцатая, в которой все были одеты в зеленое

Сегодня собирались на день рождения, и Лика полдня рисовала, а потом сидела за машинкой, шила что-то. Оказалось, виновник торжества, которому исполнялось восемнадцать, был поклонником Толкиена, и друзья решили устроить костюмированный пикник. Странные, похожие на размежеванные огороды куски ткани мелькали в руках Лики: сначала под ножницами, потом машинка их проглатывала, а потом на свет рождались какие-то колпаки и балахоны. Смотреть на это было одно удовольствие, Дмитрий радовался, что она у него такая умелая. Ему вообще нравилась ее будущая профессия — дизайнер костюмов. Это и «творческое», и в жизни не пропадешь, и очень какое-то женское, ей шло. Он ей однажды сказал об этом и, хоть она не спрашивала, добавил:

— Я одобряю.

Ей ведь важно было знать, как отец относится к ее выбору.

День рождения праздновали за городом в атмосфере серьезной конспирации. От электрички пошли по проселочной дороге, Лика сверялась с какой-то волшебной картой, вела за собой. Он улыбался и думал, какие же они еще маленькие — все эти Маши-Сережи, с грудями и бородами, но при этом — абсолютные дети или, по крайней мере, держащиеся всеми силами за детство, сопротивляющиеся взрослому миру, который засасывал их день за днем.

Вошли в лес, где деревья стояли далеко друг от друга, и оттого воздух был особенно цветным, небо светилось не только вверху, но и впереди.

— Все, убей меня. Я заблудилась, — сказала Лика.

— «Десять шагов на север от мертвой сосны» не сработало? Говорил же: надо по айфону. — Дмитрий взял у нее листок. — Смотри, все ясно. Мы сейчас здесь, у Пещеры Свирепых Гномов.

— Да это я вижу, — Лика заводила пальчиком по листку, — а вот тут непонятно. Здесь должна быть Тропа Фродо. А тут ничего.