Слоны могут играть в футбол - [35]

— Рассказывала, — отмерла она.

Зря он весь день ревновал к ней Лику. Она просто прилагалась к ней, как некая часть — так же, как одежда, кроссовки, полки с книгами, и поэтому автоматически являлась нужной, родной и хорошей. Просто в депрессии. Он не знал, чем отличается сильная грусть от депрессии, нужно ли веселить человека или наоборот — можно все испортить. Попили чай. Он окончательно перестал ревновать, понял, что раз Лика ему нужна, то и это существо тоже. Существо подало руку, крепко, по-мужски пожало и представилось:

— Вера.

Утром он распечатал и вставил в рамку вчерашнее фото на даче: они с Ликой накинули один плед на двоих, обнялись. Потом понял, что смотрит на фото уже час, засмеялся и вышел в город. Тело как будто легче теперь весило, несколько километров по Садовому дались, как два шага до булочной.

Есть же идиоты, которые не заводят детей! Вот у него есть дочь, взрослая… да, взрослая дочь, и это здорово, это не то, что маленькая. Это близкий друг и интересный собеседник. Да… Да… Она такая умная, тонкая.

Решил зайти на работу, где его не видели полгода. Позвонил, предупредил, но лучше бы не предупреждал: подчиненные успели купить торт и встретили его «Happy Birthday to you».

— Вы чего? У меня же не сегодня!

— Это символически! — защебетала Ксюша. — Вы же заново родились!

— А, тогда ладно!

Чтили его тут, как бога, за полгода никто не садился на директорское кресло. Сережа исполнял его обязанности, но сидел всегда на своем, это был красивый жест.

— Меня тут еще не уволили? — шутил Дмитрий.

— Вас, Дмитрий Александрович, — шутил Васильев, — убить невозможно, не то, что уволить!

Все смеялись.

— Я просто так зашел… Соскучился…

Но он не соскучился, он хотел зайти в каждый покинутый уголок жизни уже новым человеком, человеком, у которого есть дочь. Коллеги не понимали, что могло случиться с их строгим боссом. Наверное, только Васильев понимал, улыбался.

Потом пошел по магазинам. Хотел купить что-то Лике, порадовать. В одном из бутиков его взгляд упал на платье. Он долго выяснял, модное ли оно, не слишком ли вызывающее. Купил.

Делать было особо нечего. Он шел, размахивая пакетом, бумага хрустела под ветром, проминалась, выпрямлялась, так прошло какое-то время. Что-то незнакомое, вроде счастья, прошло рядом, заставило дышать.

Он сел на лавку и потом привставал, снова садился, как будто нельзя было просто сидеть. Впервые за ту жизнь, которую можно было вспомнить, ему было нечего делать. Не было плана на день, он просто сидел на лавке с платьем для любимой дочери. Так могло пройти три минуты или три часа, и в этом не было преступления, можно было просто сидеть. Нужно было запомнить эту радость, чтобы, когда она пройдет, вспоминать и снова радоваться.

Он проанализировал и разбил радость на составляющие: внутренние, внешние сенсорные и внешние визуальные. Внутренние — это нежность и разбегающееся во все стороны внимание; внешние сенсорные — холодок от ветра на коже, твердая, немного шершавая скамейка, а визуальные — ну, это понятно! Это то, что перед глазами: перспектива улицы, листва и солнце повсюду. Систематизировав картину счастья, он успокоился.

На соседнюю лавочку села девушка лет восемнадцати, он, сам того не понимая, какое-то время пристально смотрел на нее. Сначала думал о том, что ее платье ярче и воздушнее, чем то, что у него, — что, может быть, он купил не самую модную вещь. В нем боролось два чувства, и ни одно не было знакомо. С одной стороны, он хотел, чтобы Лика у него была самая красивая, с другой — ничего хорошего не будет, если непонятные мужики будут на нее пялиться.

От этой мысли стало не по себе. Да и холодно, наверное, сейчас в таком платье: девушка сидела на еще прохладной скамейке. Красота красотой, девушки любят наряжаться, но вот простудит себе все на свете, и кто будет с ней по врачам бегать? Нужно было ей это сказать. Он открыл рот, от долгого молчания раздался короткий гортанный звук, девушка почему-то встала и быстро ушла. Да, наверное, не стоило так смотреть.

«Вообще, детям не надо докучать. Отца должно быть мало». Эту фразу в шутку недавно сказал папа, когда говорили по скайпу.

— Пап, ну что тебя никогда не видно, одна рубашка! Поправь камеру.

— Отца должно быть мало, — пошутил папа.

День перевалил за середину, Дмитрий зашел в ту самую фотостудию, где снимался на визу. Напечатал детское фото Лики. Вчера попросил прислать ему.

— Зачем тебе? — спросила она. — Я там адская.

— Просто хочу, — ответил он.

— Ну, смотри. Если хочешь увидеть Буратино до папы Карло.

Дома он поставил на столе снимок так, чтобы тому было уютно. Отодвинул подальше стаканчик с ручками, развернул к свету… Нет, лучше от света: еще выгорит! Часы — заводной будильник из родительского дома, бережно перевозимый все годы с квартиры на квартиру, тоже отодвинул. Теперь фотографии было хорошо. Маленькая Лика оказалась на уютном островке, никак не пересекающимся с его настоящей жизнью. Забавная, курносая, с тонкими и, правда, похожими на деревянные, ножками.

Да, это важно, чтобы в доме были фотографии детей, и не где-нибудь в компьютере или альбомах, а вот так, все время перед глазами. Потому что дети вырастают, разбегаются, у них начинается своя жизнь, а для тебя остаются детьми. Это радует и согревает. Да… Задорная она была, непоседливая, сколько бессонных ночей ей отдано… Теперь и не вспомнишь.