Слоны могут играть в футбол - [33]

Вечером, еще перед тем, как расстаться, он присматривался к ее чертам. Одна мысль стучала, била, как если не ты стучишься головой в черноту, а уже достучался, и чернота теперь сама стучится к тебе. До утра оставалось немного, скоро он должен будет забрать Лику и поехать на дачу к Васильевым.

Вчерашняя прогулка заканчивалась, розовое небо темнело, он вдоволь насмотрелся на Лику, и когда она заметила этот взгляд, сказал:

— Меня друзья завтра звали на дачу. Поехали вместе? Они классные.

Лика обрадовалась. Он добавил:

— И природа там офигительная.

Она выдохнула с восторгом:

— Давай…

Потом уже перед сном, лежа в кроватях, созванивались, смотрели друг на друга, он ей говорил, что брать с собой, чтобы не замерзнуть и чтобы комары не искусали.

И вот теперь считал минуты до утра. Не выдержал, стал готовить бутерброды, чай в термосе. Долго раздумывал, бросать ли лимон — ведь неизвестно, какой чай она любит. Нужен ли сахар, если есть шоколадка? Положил две ложки. Завернул бутерброды в фольгу, кинул все в сумку и, улыбаясь, долго выбирал, что надеть.

Лика тоже приготовилась, как на смотрины. Хоть он ей и говорил одеться попрактичнее, все без толку. Рубашка с кружевами, украшения. Улыбалась, ждала у подъезда.

— Я боялась, что не приедешь.

— Почему? Я ведь даже не опоздал.

— Я не сейчас боялась, а ночью. Стало страшно: вдруг мы видимся в последний раз.

Поехали, она обхватила его локоть.

— Только мне не очень поздно надо вернуться. У меня у подруги затяжная депрессия. Я обещала с ней посидеть.

Ему не очень понравилось, что у Лики кто-то есть, с кем надо сидеть. Пошутил:

— Ну, раз затяжная, то до вечера подождет?

Дорога лежала через поля, и яркие краски первых цветов, возникали справа и слева. Лика проснулась. Зевнула, налила чай, развернула бутерброд.

— Есть еще с колбасой, — сказал Дмитрий, — бери вон там.

— Я с утра много не ем.

— Я тебе дам: «не ем».

И дальше снова были поля, лес, они задышали свежим воздухом. Лика спала, ела, ему это очень нравилось. Он спросил:

— А ты больше любишь спать или есть?

— Есть.

— Почему?

— Ну как, удовольствие же испытываешь оттого, что осознаешь его мозгом. Когда я ем, я понимаю, что мне классно, а когда сплю — нет.

Он засмеялся.

— Слушай, философ, у нас с тобой носы похожи! Только сейчас заметил.

Она провела пальцем по своему, потом по его носу.

— Возможно, — и снова легла на плечо.

На пути была переправа. Тоже не без приключений, конечно. Посреди реки что-то сломалось, застряли, как будто паром не хотел перевозить их на другую сторону. Все вокруг загалдели, но Дмитрий шепнул:

— Давай сосредоточимся и загадаем, что мы уже там. Представь себя на том берегу.

— Это как?

— Ну, представь, что ты уже не здесь, что та ты, которая тут — в прошлом, закончилась, а настоящая стоит вон там.

Попробовали, сосредоточились, и паром тронулся. Лика открыла рот:

— Так бывает? Сработало! Даже страшно, это шизофрения какая-то.

— Ну, знаешь, лучше с шизофренией оказаться на том берегу, чем без нее тут застрять. Мы же едем!

Поселок Васильевых стоял на острове. Несколько километров тянулись дома, лес, а потом снова начиналась вода, сюда возвращался рукав реки. Сережа и Таня, как два садовых гнома, встретили их у калитки.

— Это Лика, — сказал Дмитрий, — знакомьтесь.

Лика осталась играть с собакой, а Дмитрий увел хозяев в дом, «поговорить кое о чем». Он так и написал Сереже вчера, что приедет с девушкой, и нужно будет «поговорить кое о чем». Васильевы улыбались, казалось, вот-вот нелепо, сально пошутят. Сережа начал:

— Ну ты дал! Ей восемнадцать-то есть?

— Есть, — ответил Дмитрий спокойно.

— Мы правда рады, что ты нашел близкого человека, не думай про возраст, — это уже Таня.

— Ну, ты дал! — Зачем-то повторил Сережа, и все остались стоять молча. Было непонятно, что говорить.

Сережа добавил:

— Красивая.

— А больше вы ничего не замечаете?

Васильевы переглянулись.

— Посмотрите на ее нос, глаза, подбородок.

Таня открыла рот, задышала глубоко.

Тогда Дмитрий сделал шаг вперед, свет из окна пересек его лицо и остановился на сердце.

— Это моя дочь, — сказал он.

Глава четырнадцатая, в которой герой становится счастливым отцом

Он готовился к этим словам всю ночь, сравнивал свое и Ликино лицо, но сейчас ужаснулся тому, что сделал. «Это ведь я на самом деле сказал, это же не у меня в голове».

Когда-то в молодости на спор он нырнул в Каму и задержал дыхание. Друзья, ждавшие его с секундомером, даже испугались: так долго он не появлялся. А он просто почувствовал: задержаться под водой надолго можно не если будешь терпеть, а если почувствуешь, что тебе не нужен воздух в принципе. Так было и теперь: сказав про Лику, он сразу оказался глубоко, у самого дна, назад пути не было, это была настолько большая ложь, что спасти могла только собственная вера в нее.

Таня разревелась, так она его любила и желала счастья. Конечно, она ждала, что он, наконец, женится, и ей удастся потискать кого-нибудь очень новорожденного. Но взрослая дочь — тоже хорошо.

— Как же похожа, — зашептала она, прильнув к окну, — даже движения.

Сережа был поражен не меньше. Замер посреди комнаты, а потом кинулся за бокалами.