Слоны могут играть в футбол - [39]

— Чем это тогда отличается от буддизма?

— Тем, что тут нет религии. Эльф — это ты сам.

— Эльф — это начало реинкарнаций или абсолют, который следит за их цепочкой, но сам в них не участвует?

— Он — абсолют.

— Тогда как он заинтересован в реинкарнациях, если он уже абсолют?

— Вернее, так: он, конечно, немного начало, точка отсчета, от которой идут остальные.

— Эльф находится в прошлом или в настоящем?

— Для него нет времени.

— Но реинкарнации-то происходят во времени. Один «ты» жил сто тысяч лет назад, другой — три, другой сейчас. Одни были раньше, другие позже.

— Да, и каждая следующая что-то меняет, ведет к реализации замысла, к твоей лучшей версии.

— Тогда снова: если эльф — это ты, и в то же время — уже абсолют, то для чего ему весь этот путь?

Все. Леня поплыл. Он был только теоретиком демагогии, не прошедшим серьезных испытаний. Он не знал, что такое убедить или умереть, болтать долго, спокойно; катком логики, строящейся на пустоте и вдохновении, менять мозг другого человека. Что такое, например, в девяносто третьем разубедить бандитов убивать твоего соседа по комнате в общаге — ночью, стоя в трусах в дверях комнаты, а в девяносто шестом — забрать своих солдат из плена, практически из-под ножа, просто поговорив три минуты с вражеским командиром.

— Если эльф участвует в реинкарнациях сам, — продолжил Дмитрий, — то он не всесилен, если не участвует — это уже не ты сам, это сверхсила, по сути — бог. И это опять религия.

— Нам не дано этого знать, — ответил Леня, — об этом будут знать наши следующие реинкарнации в будущем.

— А кто тебе сказал, что следующие — в будущем?

Об этом Леня точно не думал. Посмотрел вопросительно.

— Смотри, время в человеческом понимании развивается линейно и категории «прошлое», «будущее» — это условная шкала, которую сознание смертного способно охватить. Но если для эльфа времени не существует, то следующая по счету твоя реинкарнация может произойти по нашей шкале в прошлом. Например, сейчас у тебя какая-нибудь шестая, а седьмая будет в доколумбовской Америке, и ты будешь индейской женщиной с кучей детей. По времени это будет движение назад, а по твоему пути — вперед.

Соня завороженно смотрела на Дмитрия, Лика тоже. Все притихли. Ветер закатал зеленые рукава травы. Теперь нужно было проиграть.

— И все же… Ты прав… Индейская женщина не будет знать о том эльфе, который двигает ее от жизни к жизни, а ты узнал, ты — центральная точка всех реинкарнаций, ты можешь видеть стрелу эльфа, разговаривать с ним. И это твое личное достижение. За короля!

У всех уже было разлито вино из пакета, серебро блеснуло на пластиковых стаканчиках. Соня выдохнула, обняла Леголаса, утопив в своих волосах.

На обратном пути Лика стала мрачной, и это случилось сразу, вдруг, будто ее подменили. Не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, после чего это произошло: пока сидели на холме, рюкзаки были свалены в кучу, пользоваться телефонами запрещалось. Значит, помрачнела Лика после того, как прочитала какое-то сообщение.

— Кто тебе писал, что случилось? — спросил он.

— Ничего, все нормально.

— Не нормально, говори.

Она взяла его за руку.

— Даже Вера не всегда чувствует, когда у меня депрессия начинается, а ты чувствуешь.

— Я думал, депрессия — это у нее, а у вас это, похоже, семейное. Или заразное.

Лика вымученно улыбнулась:

— У меня покруче будет. Ее депрессия — фигня по сравнению с моей.

Веселого было мало, он в который раз за последний час набросил на нее куртку, но это было ни к чему, уже стояли последние майские дни, жара. Да и бесконечно набрасывать куртку было глупо, у Лики было только два плеча.

Непонятно. Какие могут быть секреты от отца? Он же ей не чужой — кто, если не он, поможет?.. Молчит, как воды в рот набрала, и спросить не у кого. Захмелевший король спал, уткнувшись в стекло, остальные сидели в телефонах, быстро забыв недавнее эльфийское прошлое.

Глава семнадцатая, в которой герой еще раз поступает героически

А потом Лика пропала на два дня. На звонки не отвечала, один раз только прислала сообщение «со мной все в порядке» и пропала опять. Он решил найти ее друзей. Аня отмалчивалась, видимо, была предупреждена, а Соня отозвалась. Встретились в городе, она нырнула к нему в машину. После разговора на холме она его уважала.

— Короче, есть один, Тимуром зовут. Он ее то бросит, то опять позвонит. Все нервы вымотал.

— Так у нее…

— Что?

— Есть… — сковало горло, — кто-то?

— Ну, я не знаю… Был — есть… Если пропала, значит, опять ей пишет.

— И, — горло не отпускало, — в смысле… Друг? Или… Уже…

Соня посмотрела на него, как на сумасшедшего.

— Вы серьезно спрашиваете? Ей двадцать лет.

Конечно, он желал ей счастья, но отодвигал эту мысль от себя. Может быть, когда-нибудь потом, не скоро, встретится хороший человек, который внушит ему доверие, которому он сможет ее передать. Но не сейчас же…

Он звонил даже Вере, но она сначала не брала трубку, потом ответила, и на пять секунд был слышен только шум поезда. Он перестал спать. На третий день Лика сама написала и попросила приехать и «забрать».

Да уж… Девушки… Сначала воюют за то, чтобы к ним не относились, как к вещам, а как случится что-нибудь, просят «забрать». Он подъехал к одному из дальних метро, она села в машину и сначала молчала, потом пробубнила: