Слоны могут играть в футбол - [40]

— Убей меня.

Отвез ее к себе. Первый раз — до этого ни разу не приглашал. Она увидела свои фото повсюду и упала лицом на диван.

— Я… — начала она, но он перебил.

— Не говори ничего.

Велел ей спать, есть и ждать. И уехал. Все про Тимура он уже узнал. О жизни — из фейсбука, о месте жительства — от знакомого фээсбэшника, к которому не обращался с две тысячи пятого. Когда забирал Лику у дальнего метро, то уже все понимал, потому что это было в двух шагах от известного ему адреса. Вернулся, поднялся на лифте, позвонил. Тимур открыл, не раздумывая, как человек, которому нечего бояться.

— Здравствуйте… Тимур Геннадьевич? — спросил Дмитрий.

Пока поднимался, два раза нажимал кнопку «стоп» и возвращался на первый. Думал, что все это глупо и сказать будет нечего. Хорошо, допустим, у них там… Это… Но это же не вина. Они молодые люди, что он ему может предъявить? Что они молодые? Ну, сошлись, разошлись, бывает… Нет, не «бывает», он ее мучает, она плачет, этого простить нельзя. Лику нужно защитить, чтобы этот подлец больше не звонил и на километр не приближался. И как представиться? Открывается дверь, и незнакомый дядька начинает орать… За что? По какому праву? А вдруг он неплохой парень? Как это понять? Можно ли ему доверить Лику?.. Да причем тут это, если она все три недели их знакомства периодически плакала, страдала, а сегодня вернулась вот такая!

Он ездил в лифте вверх и вниз, поглядывая в зеркало. На нем был костюм, потому что сегодня планировалась пара важных встреч. Он вдруг подумал, что похож в костюме на фээсбэшника, который достал для него адрес. В голову пришла идея. Он вышел, позвонил и сказал:

— Здравствуйте… Тимур Геннадьевич?

Парень стоял в трусах, рубашке и галстуке, собирался куда-то. Нагловатая улыбка, которая возникла на «здравствуйте», сразу исчезла. В глазах появился страх, который возникает у каждого советского (или ребенка советского) человека, когда незнакомец к тебе обращается по имени-отчеству.

— А… Вы… — пролепетал Тимур.

— На митинги в поддержку демократии ходил?

Дмитрий хорошо изучил досье Тимура. Для этого даже фээсбэшник не понадобился. Тимур сам выкладывал в фейсбук фотографии с протестных митингов, где с вытянутой руки фиксировал свое честное, страдающее за Родину лицо. Его страдающие лица чередовались с веселыми — с отдыха на море и с бесконечными чашками эспрессо и капучино, снятыми в разных кофейнях мира. Портрет был понятен.

Тимур молчал, его парализовало.

— Что, — спросил Дмитрий, — упало? Пострадать за убеждения не планировал?

Тимур не планировал. Дмитрий зашел в квартиру. Ему стало мерзко от того, что Лика совсем недавно была в этом притоне, а то, что это притон, было очевидно: идеальная чистота, уют и функциональность холостяцкой квартиры затягивали, создавали располагающий образ хозяина, но не оставляли места ни для кого, кроме него самого. Плюс ко всему, Тимур был старше всей этой юной компании, на его лице надолго задержалась молодость, а лет ему могло быть и двадцать пять, и двадцать семь, и тридцать.

Значит, он был не влюбившимся и разлюбившимся юношей, а вполне взрослым и сформировавшимся сукиным сыном.

— Садись, — сказал Дмитрий, и Тимур послушно сел. Он был сломлен. К нему в дом пришел человек в костюме, сказал «вы», назвал по имени-отчеству, а потом сразу стал говорить «ты». Советские гены сработали. Целостная личность и мужской характер, зревшие двадцать пять, двадцать семь или тридцать лет, в одно мгновенье исчезли.

— Ну, расскажи, Тимур, какие у тебя принципы в жизни.

Все это выглядело смешно, особенно костюм, но с другой стороны было очевидно, что паренек видел фээсбэшников только в сериалах, и для него это было в самый раз. Он замер, с ужасом смотря через плечо Дмитрия на свой открытый ноутбук. Дмитрий подошел к ноутбуку.

— Пожалуйста, не надо, — сказал Тимур.

— Что не надо?

— Смотреть… Там личное.

Дмитрий понимал, что он может там увидеть. Можно было и не смотреть.

— Тогда поехали, поговорим неофициально.

Тимур быстро надел штаны. В лифте Дмитрий протянул руку и забрал у него ключи — это его окончательно парализовало.

Поехали в сторону набережной, здесь на окраине затевалось большое строительство. Чем индустриальнее становился пейзаж, тем больше Тимур ерзал на сиденье. Ну, конечно: гэбэшники ходят в костюмах, а людей закатывают в бетон под мостами на набережных. Вышли.

— Давай, — сказал Дмитрий, — сам говори.

— Я, — начал Тимур, — ходил… Раньше… Когда было можно… В рамках закона… С друзьями… Выражал мнение… как гражданин.

— С какими друзьями? Расскажи, как гражданин.

— Ну… Там много разных было…

— Быстро, быстро!

Тимур понял, что сейчас решаются его жизнь и судьба.

— Ну… Леонид…

Он назвал по фамилии Леголаса и еще пару человек. Дмитрий не верил, что такое может быть, но молчал, сохранял каменное лицо. Тимур дрожал, и не от презрения к себе, а от страха, что назвал не всех, что его могут уличить, и дальше будет совсем плохо.

— Ну хорошо… Вижу, что ты готов помогать, как честный гражданин. А почему только парней называешь?.. Давай, давай, сам.

— Была одна… Лика…

Дмитрий ударил его. Сильно, прямым, кулаком в нос. Потом еще. Тимур упал. Дмитрий выдохнул, Тимур, закрываясь руками, встал.