Слепой. Глобальный проект - [24]

Телевизор так никто и не включил, гость задремал на диване, уронив пульт на мягкий ковер.

Вожена подобрала его и вдруг вспомнила, как в далекой молодости Маша Пекарская, смеясь, рассказывала, что ее чеченский муж не пьет. По крайней мере, не пьет так, как наши мужики.

— У них водку на стол ставить не принято! — шептала она. — Вино можно, и то по праздникам. Они и самогонку не гонят, и коньяк про запас не держат…

— Счастливая, ты, Маша! — сказала тогда тридцатилетняя, пожилая, как им казалось, соседка с пятого этажа, муж которой спился до свинского состояния. А она не понимала, как это — праздник без водочки да без коньячка. И гостям не весело, и самой скучно…

«Ничего не забывается, — удивилась Вожена, укрывая гостя-спасителя пледом. — Сейчас, через тридцать с лишним лет, она бы тоже предпочла непьющего пьющему, а тогда казалось — смешно. Проснется мальчик, надо будет расспросить его подробней, как там Мария, как ее муж, как Гуля. Вроде, девочка там подрастала, внучка, Димки на пару лет постарше. Адрес не забыть взять, и телефон».

Гасан проснулся так же мгновенно, как и уснул. Часы показывали семь — спал он почти час, но не отдохнул совсем. Снились Бела, неожиданно оказавшийся в номере чужак без лица, не сразу замеченное пятно крови на темной куртке венгра. Снова звучала каркающая брань раненых латиносов, крик Захара и шепот растерянного Ильяса.

«Эх, Димка, если тебе было суждено пережить приступ, пусть бы он случился на десять или хотя бы на пять минут раньше. Но тогда бы Гасан ничего не узнал о смерти Белы и непременно вернулся в «Асторию». И все равно попался бы… Тупик, для него везде тупик, куда ни побеги, ни пойди. Огромный, так и не сдвинутый когда-то с места камень-талисман превратился в круглую стену, растущую вверх безнадежным колодцем. Небо и солнце все дальше, уже почти не видны.

Приоткрылась дверь, потянуло густым аппетитным ароматом. На пороге возникла Вожена, румяная, с перекинутым через плечо кухонным полотенцем, в фартуке поверх элегантного клетчатого костюма. Но ее лицо не казалось счастливым или умиротворенным.

— Гасан, мне только что звонили. Один мой знакомый из пансионата. Там сегодня было что-то страшное. Сразу после того как мы уехали, примчались военные, даже стреляли. Кажется, кого-то поймали, другие ушли. Этот мой товарищ спрашивал про тебя.

— И что, что вы ему сказали? — Гасан чуть не закричал.

— Сказала, что ты простился со мной в больнице. Взял деньги на такси и отбыл обратно. Я уверила его, что тебя здесь нет и никогда не было. Так что сейчас ты спокойно ужинаешь и рассказываешь мне все, что сможешь. Давай, умывайся и к столу. Не бойся, сюда никто не войдет — я никому не отопру. Эту дверь можно только взорвать или открыть специальным ключом. Из всей обстановки роскошной можно считать именно ее — за сыном охотился рэкет, и он потратил на замки и броню целое состояние.

Гасан вяло поднялся, поправил мятое покрывало, аккуратно сложил плед, сунул ноги в шлепанцы.

На кухне был накрыт не стол, а низкий восточный столик на коротких складных ножках, по полу были разбросаны подушки.

— Кальяна не хватает, — грустно пошутил гость.

— Я подумала, что так нас не будет видно из окна, если кто-то захочет подсмотреть. Давай есть. На самом деле, я и водочки принесла, но сейчас не знаю, стоит ли предлагать…

Они уселись на пол, подперев спины подушками, и принялись за ужин. Гасан от спиртного отказался, а Вожена налила себе еще коньяку.

— Я про Марию хотела спросить — как она там? Знаю, внучка у нее, а больше деток не рожали? Мои все тянут, дурачки, опоздают, как я когда-то. Телефон хочу записать и адрес! Диктуй! — Вожена выложила на столик заранее подготовленные ручку и блокнот.

Гость отвернулся, сжал кулаки, но женщина ничего не поняла и переспросила:

— Забыл, что ли? Ну, хоть свои оставь — я надоедать не буду, мне бы только…

— Нет никого! — не выдержал Гасан. — Никого! Понимаете, никого! Все погибли! И жена, и дочь, и мать, и отец, и теща, и тесть… И могил тоже нет. Ни одной! Гниют где-то, уже сгнили, давно сгнили. Или звери их обглодали. Я никого не нашел. Но тестя с тещей и не искал, не мог. Был в горах. Извините… Я пойду, пожалуй. Вы обещали деньги на такси… Мне они очень нужны…

Вожена разжала пальцы, и ребристая ручка покатилась по деревянной поверхности. Этот звук показался обоим грохотом камнепада.

— Прости, мальчик… Я дура, счастливая зажравшаяся дура… Так ты с гор! Это я понять могу. И я помогу, я тебя спрячу!

Глава 17

Звук проворачивающего в замке ключа и звонок Федора Филипповича раздались одновременно.

Дочь помчалась в прихожую.

Сиверов снял трубку и отвернулся к окну, лучше, если разговор не будет отчетливо слышен. Начальство, как всегда, не стало блистать красноречием:

— Через час встречаемся, есть разговор.

— Федор Филиппович, я еще с Ириной не встретился, ее дома не было. Боюсь, забудет, как я выгляжу.

— Надо сейчас, Глеб, — Сиверов научился различать малейшие оттенки в интонациях Потапчука и понял, что можно просить еще час, но не больше.

— На выход с вещами? — спросил Слепой, надеясь, что жена не услышит.

К счастью, его вызывали «без вещей» — оставалась надежда переночевать дома, рядом с любимой.