Сладкая горечь слез - [78]

Я ушел, а они все шептались.

Через несколько часов все собрались в столовой. Молчание за завтраком нарушали только мои попытки играть роль любезного хозяина.

Обхватив ладонями чайную чашку, мать задумчиво произнесла, оглядывая комнату:

— Здесь ничего не изменилось.

До меня дошло. Как я мог забыть — это ведь был и ее дом тоже, пускай недолго.

Мы еще не успели встать из-за стола, как появилась сиделка, сказала, что у Дада закончилось лекарство. Я пообещал заказать.

— Как он? — спросила мать, когда медсестра вышла.

— Не очень. Инсульт был тяжелый. Совсем слаб. Прикован к постели, узник тела, которое ему больше не подчиняется. Но разум ясный. Речь, правда, невнятная, какой-то хрип, мычание — почти невозможно разобрать.

— Он знает, что я здесь?

Я утвердительно кивнул.

— Могу я увидеться с ним?

— Разумеется.

— А Джо? Он знает про Джо?

— Да, я рассказал. Давно уже.

Брови матери удивленно взмыли вверх, но я уткнулся в тарелку.

— То есть он знает, что я приехала? — уточнила Джо. — Вместе с Диной?

— Да.

— И я могу с ним встретиться?

— Думаю, он был бы рад.

Я проводил их в комнату Дада. Мать присела прямо на краешек кровати. Взяла его за руку.

— Асалаам алейкум[128], Дядя Аббас. Это я, Дина.

Дада попытался произнести что-то, но получился только невнятный стон.

— Я очень огорчилась, узнав о кончине Тетушки Саиды. Надеюсь, вы получили мое письмо?

Еще один стон. Дада не сводил глаз с матери. Потом перевел взгляд на меня.

— Он был очень рад письму, — перевел я. — Собирался ответить, но…

Дада опять попытался заговорить.

Мать озадаченно нахмурилась, не понимая. Я тоже не смог помочь, бормотание становилось все неразборчивее.

— Мне уйти, Дядя Аббас? Я не хочу вас беспокоить.

Он застонал что-то абсолютно невнятное. Но мать улыбнулась. Я догадался почему. Взгляд, вновь устремленный на нее, стал ласковым. А рука сжала ее руку.

— Хорошо, я останусь. — Она прекрасно поняла его.

— Дада, — я шагнул поближе, — это Джо.

Она терпеливо дождалась, пока я представил ее, а потом на прекрасном урду — нисколько не походившем на заученные из разговорника фразы — сказала, что счастлива познакомиться, добавила еще что-то. Она называла его Дада.

Джо мучилась от разницы во времени, глаза у нее совершенно слипались. Мать отправила ее спать, а сама осталась со мной на террасе.

— Зачем она приехала? — спросил я, едва дверь за Джо закрылась, с трудом сдерживаясь, чтобы не задать такой же вопрос ей самой.

— Она тебе скоро объяснит.

— Вы, кажется, довольно близки.

— М-м, познакомились немного. По пути сюда.

— Она говорит на урду. — Я все еще не мог прийти в себя.

— Гораздо лучше, чем Саба.

— Как поживает Саба? — Мне стало стыдно, что до сих пор не спросил о сестре.

— Нормально. Собирается замуж.

— Вот как? Я его знаю? — пошутил я.

— Возможно, да. — Мать от души рассмеялась. — Перебрав целый букет вкусов и этносов, Саба нашла себе пакистанца. Слышал про семейство Фарух? Хасан Фарух?

— Страховые компании?

— Точно. Она выходит замуж за внука Хасана Фаруха.

— За которого? Хабиба?

— Да. Я сперва не поверила. В прошлый День благодарения она привела его в гости. Вот это был сюрприз. Как, однако, тесен мир.

— Я его знаю. И всю их семью. Очень хорошо. Как они познакомились?

— Говорит, через общих друзей. Наверное, в каком-нибудь сомнительном месте. В баре или в клубе.

— Они шииты.

— И что?

— А что, у тебя нет проблем с твоим… с отцом Сабы? — Я запнулся, как и всегда, говоря о мужчине, за которого она вышла замуж. О человеке, который для меня навсегда останется просто «крокодилом».

— Умара никогда не волновали такие глупости, Садиг. Он был приятно удивлен, что парень вообще оказался мусульманином. Да еще и пакистанцем. Мы долго готовились принять любого, на ком Саба остановит выбор. Это тебя, Садиг, беспокоят детали такого рода.

— Ладно, — после паузы ответил я. — Он хороший человек.

— Надеюсь.

— Из хорошей, уважаемой семьи.

Мать лишь весело рассмеялась — как она всегда умела, и я тоже улыбнулся, уловив старомодный пафос своих слов. Настало время и мне удивить ее.

— Кстати, я тоже женюсь.

— Какая радостная новость, Садиг! И кто она?

— Ее зовут Акила. Она вдова, и у нее две дочери.

— Надо же… Вдова. И ей позволили оставить у себя детей? — В тоне ее не прозвучало и намека на горечь.

— Твой случай необычен.

— Хм. — Мать не стала спорить. — Они тебя любят? Ее дети?

— Надеюсь, что да. Я не спрашивал.

— Ты не любил Умара. Когда приехал к нам.

— Думаю, я тогда вообще никого не любил.

— Ну, Анжела-то тебе очень понравилась.

— Да, пожалуй. И посмотри, к чему это привело. Целая жизнь в неведении. А ведь я имел полное право знать.

Мать молча смотрела на меня, и из глаз ее струилось беспредельное сочувствие.

— Я плохо к нему относился, да? — помолчав, все же спросил я.

— К кому?

— К крок… к Умару.

— Ты хотел назвать его, как звал всегда — крокодилом!

— Это по-дружески. Он сам так назвал себя, когда мы познакомились. Ты рассказывала мне сказку. Ему, наверное, тоже.

— Да, рассказывала.

— Так это правда? Мне говорили, что вы были знакомы… что ты любила его… еще до брака с моим отцом?

— Да, мы были знакомы. Он был моим другом. Раньше. И потом опять. В тот период, когда мне очень нужен был друг.