Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич) - [9]

Сообщалось в номере и о планах издательства «Гелиос» — в них были как раз те книги, которые упоминал М.Талов, описывая заваленный корректурами стол Оскара Лещинского. Почти все объявленные в номере книги вышли, а вот третьего номера «Гелиоса» читатели не дождались — в 1914 году он перестал существовать…

В те годы в Париже И.Г.Эренбург профессионально занимался поэзией и каждый год выпускал по сборничку стихов. И.Л.Эренбург столь же профессионально занимался живописью — учился у мастеров в студиях, посещал музеи, не пропускал выставок, на которые тогда был щедр Париж, выставлялся и сам. Свои достижения он оценивал скромно; еще в 1910 году самокритично писал сестре «Я продолжаю работать в Академии Каньо. Позавчера опять была корректура Moris Denis[61]. Он мне указал на мои недостатки — очень интересно и правильно. Дело в том, что я теперь борюсь с грязными тонами и стараюсь делать красивые вещи, согласно принципу того же Дени: Votre étude doit toujours être une oeuvre d’art. Elle doit être belle et agrėable a regarder[62]. Я стараюсь также оторваться от шаблонных красок и свободнее относиться к ним и выбирать те, что мне нравятся. Вот относительно этого Дени и говорил. Он находит, что я смотрю на тона „по кускам“. Беру один тон, нахожу в нем тот или другой оттенок, который мне нравится, и делаю его чище и красивее. А потом произвожу ту же операцию с другими тонами, не заботясь об общей гармонии, которой у меня нет. Можно изменять краски и тона, говорит он, но нужно сохранить гармонию. А она бывает чистой и красивой иногда и при серых тонах, а не ярких <…> Это именно то, чего у меня не достает: гармонии. И это вещь, которая не приобретается или приобретается с трудом. Это дело вкуса и главным образом врожденного вкуса. Его-то у меня нет». (Любопытно, что знаменитый впоследствии парижский художник Мане-Кац, который в Гражданскую войну был в Харькове, писал в 1919 году об И.Л.Эренбурге: «В работах Эренбурга, даже при поверхностном знакомстве с ними, чувствуется, что художник больше понимает, чем умеет, что у него гораздо больше художественной культуры, чем технических познаний»[63]).

В Париже И.Л.Эренбург не только занимался живописью и регулярно посещал выставки, он писал о них. И еще — дружил с парижскими художниками. В одной из биографий Шагала сообщается, что, приехав в Париж в 1914 году, он обосновался в квартире художника Эренбурга в тупике Мэн, 18[64]…

Обоим Эренбургам было свойственно стремление к изданию журналов. И.Г.Эренбург после того, как безвременно скончался «Гелиос», начал выпускать (совместно с В.Немировым, а точнее говоря — на его средства) поэтический журнал «Вечера». Образцом для него в какой-то мере служил петербургский «Гиперборей» (с ним «Вечера» установили деловую и творческую связь). Всего вышло два номера «Вечеров» — в мае и в июне 1914 года. И.Л.Эренбург, закончив университет и сдав докторат, почувствовал, что сможет уделять журналистике больше времени. Он задумал издавать общественно-политический журнал «Современный мир»; деньги на журнал согласился дать его отец Л.Г.Эренбург, приглашенный для консультаций с лидерами меньшевистской партии в Париж. Согласие было достигнуто…

Война и революция, Россия и война

Свободная художественная и литературная жизнь обоих Эренбургов оборвалась в августе 1914 года, с началом Первой мировой войны.

И.Л.Эренбург держался последовательно социалистической позиции и, чтобы избежать участия в войне, которую отвергал, вынужден был перебраться в нейтральную Швейцарию; жизнь там была нелегкой. Н.Л.Эренбург-Маннати вспоминала: «В 1914 году война застигла людей врасплох. Это обстоятельство для деятелей искусства было катастрофой: они привыкли разъезжать за границей и даже проживать там. Им пришлось худо. Все лишились возможности работать. Решительно все, бедные, как и богатые, были в нужде. На несколько лет все денежные получки из России были прекращены. В Лозанне, в 1914 году очутились три художника, приятели: Евгений Зак[65] (не Леон[66], который, слава Богу, жив и успешно работает), Крамштек[67], Илья Эренбург (не писатель Илья Григорьевич, а Илья Лазаревич). Не брезгая грошовым заработком, они пошли веселой кампанией к дягилевскому костюмеру, дающему работу: окраску костюмов золотом (Дягилев в ту пору был в Лозанне с Мясиным[68], которым он тоиа увлекался; подготовлялись костюмы для будущих постановок)…»[69]

И.Г.Эренбург остался в Париже; пытался записаться добровольцем в Иностранный легион, но был отвергнут по состоянию здоровья; не имея средств к существованью, разгружал вагоны на вокзале Монпарнас. В 1915-м по протекции МЛ.Волошина становится корреспондентом русских газет на франко-германском фронте и чем ближе узнает подлинную войну, тем определеннее и резче судит о ней. Его отношение к мировой бойне было выражено в книгах «Стихи о канунах» (М., 1916), «Лик войны» (София, 1920) и «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников» (Берлин, 1922).

Февральскую революция оба Эренбурга встретили восторженно. Оба ринулись в Россию. У Ильи Лазаревича, как у «действующего» меньшевика, это получилось раньше, чем у его кузена; он ехал в «пломбированном» вагоне (как Ленин и Мартов), оставив в Женеве жену с ребенком, и прибыл в Петроград, где оставался до 1918 года