Юрий Отрепьев служил у Романовых, когда на них обрушился гнев царя Бориса. Годунов понимал, что по пресечении династии Рюриковичей со смертью Федора Ивановича первыми на престол будут претендовать родственники Ивана Грозного — Романовы. И он решил уничтожить их род, тем более что ему донесли, что Романовы вооружают свою дворню с целью захватить престол.
Стрельцы, посланные взять Романовых, встречены были огнем из ружей и сразу же понесли потери. Им прибыла подмога, едва ли не полк, и в центре Москвы разгорелся настоящий бой с применением пищалей и даже пушек.
Отрепьев, понимая, что рано или поздно Романовы потерпят поражение, тогда вся дворня их будет казнена (так по крайней мере поступал Иван Грозный, захватывая дворы опальных бояр), решил бежать и скрыться там, где его б не стали искать. Так он оказался в монастыре под монашеским клобуком, приняв имя Григория. А поскольку он отличался незаурядным умом, грамотностью и красивым почерком, был вскоре приближен к патриарху Иову заниматься «письменным делом», по-сегодняшнему стал секретарем при высшем иерархе.
Для державы царствование Годунова оказалось несчастливым, было отмечено трехлетним неурожаем и оттого страшным голодом, от которого вымирали целые села.
И несмотря на старание царя Бориса как-то облегчить народу тяжелое время, среди черни появилось мнение, что беда эта — наказание Всевышнего за то, что на престол сел незаконный царь. Что где-то скрывается законный наследник Дмитрий Иванович, спасшийся от убийц Годунова.
Монах Григорий Отрепьев тихонько шепнул друзьям, что именно он и есть тот самый «царевич Дмитрий», вынужденный до времени скрываться. Кто-то из них донес патриарху, и Иов потребовал окаянного Гришку к себе. Отрепьев бежал, не без оснований полагая, что дело пахнет топором.
Однако, прибыв в Киев, в Печерский монастырь, он признался игумену в своем царском происхождении. Игумен возмутился:
— Изыди, сатана! И чтоб глаза мои тебя боле не зрели!
Но Гришке, как говорится, вожжа под хвост попала. Он все более и более входил в роль сына Ивана Грозного и явился в польские пределы весьма кстати. Польша, раздираемая противоречиями, жила в черном предчувствии всенародного восстания. Измученные гнетом и голодом крестьяне ждали только предводителя — второго Наливайку[11].
Польскому магнату Мнишеку очень приглянулся «царский сын», с помощью которого он надеялся поправить свои финансовые дела. Любивший роскошь и жизнь на широкую ногу, он был весь в долгах, как в шелках (даже королю задолжал), и поэтому с радостью согласился помочь воротить российскую корону законному наследнику. Он даже представил сына Грозного королю Сигизмунду III и хотя тот официально отказался поддержать эту авантюру, поскольку с Россией у Польши был мир, однако разрешил Мнишеку частным порядком собрать для «царевича» армию, надеясь тем самым назревающий взрыв направить в русскую сторону.
Отрепьев, проживая в доме Мнишека, влюбился в его дочь Марину и попросил ее руки, Юрий Мнишек дал согласие, но с условием, что свадьба должна состояться в Москве, когда жених станет царем.
Прежде чем двинуться на завоевание престола, между высокодоговаривающимися сторонами был заключен тайный договор, так называемые «кондиции», по которому будущему тестю помимо миллионных выплат передавалась вся Северская земля с городами, царице — навечно Новгород и Псков со всеми пригородами. Не забыт был и король, ему по «кондициям» доставался Смоленск, которым предполагалось погасить долг царского тестя.
Щедрость будущего царя была безгранична. Потребовалась его душа, он и ее запродал — принял католическую веру. Мало того, в одном из пунктов «кондиций» обещал в течение года после воцарения ввести католичество по всей России, а православие уничтожить.
Отрепьев был неглупым человеком и хорошо понимал, что последнее вряд ли удастся исполнить, но как все русские надеялся на авось. Авось пронесет, главное — сесть на престол. Но Мнишека попросил:
— Пожалуйста, никому пока не говорите, что я католик.
— Почему?
— Иначе никто не пойдет за мной.
— Ну что ж, до Москвы помолчим, ваше величество, — усмехнулся Мнишек.
Он был воеводой сандомирским и старостой самборским, поэтому относительно быстро собрал армию добровольцев, любящих поживиться за чужой счет. Себя Мнишек назначил гетманом этого сброда.
Многим польским магнатам не нравилась эта затея, они пытались даже помешать переправе армии «царевича» через Днепр. Однако быстро распространившийся слух, что «идет настоящий царь», «Добрый Дмитрий Иванович» воодушевлял простой народ. 13 октября 1604 года Лжедмитрий вступил в русские пределы.
Первые же северские города под давлением черни сдавались самозванцу почти без боя. Настоящее сопротивление Лжедмитрию оказал Новгород-Северский, где гарнизоном командовал опытный воевода Басманов. Потери самозванца при этом были столь внушительны, что гетман Мнишек сразу поскучнел и засобирался назад в Польшу. А чтоб отъезд его не выглядел бегством, сказал Лжедмитрию:
