Скитальцы Гора - [18]

— Я могу говорить, Господин? — спросила Темиона, обращаясь к Боротну, не переставая извиваться перед ним.

Надо признать, это был смелый поступок с её стороны.

— Да, — разрешил мужчина, севшим от волнения голосом.

— Господину понравилась рабыня? — осведомилась она.

— Да! — прохрипел Бортон.

— Возможно, он даже находит меня возбуждающей? — игриво сверкнув глазами, поинтересовалась женщина.

— Да! — воскликнул он, почти со страданием в голосе. — Несомненно, да!

— И я вовсе не кажусь ему излишне толстой, не так ли? — не унималась Темиона.

— Нет! — он сказал. — Конечно, нет!

Наверное, стоит напомнить, что поскольку рабыня — это домашнее животное, то её питанию уделяется особое внимание. Большинство рабовладельцев держит диету своей собственности под строгим контролем, то же касается и её отдыха, физических упражнений, дрессировки, и других аспектов жизни. Некоторые работорговцы, работающие на определенных рынках, например, таких как рынок Тахари, сознательно откармливают рабынь перед торгами, иногда запирая женщин в тесные клетки, лишая возможности двигаться, и даже насильно кормят их высококалорийной пищей. Однако большинство рабовладельцев предпочитает держать своих невольниц в размерах и весе оптимальных для их здоровья и красоты, со своей точки зрения, конечно.

— Но может быть, Господин считает меня глупой? — предположила женщина.

— Нет, — мотнул головой бородатый здоровяк. — Не считаю!

Такие особенности, как интеллект и воображение ценятся в рабынях не меньше их внешности. Ведь это очевидная гарантия того, что женщина со временем может стать превосходной рабыней. Следует заметить, что властвовать над такими женщинами, причём полностью, для понимающего мужчины особенно приятно.

— Возможно, Господин думает обо мне, как о тарскоматке? — продолжила расспрашивать Темиона.

— Да нет же! — заверил её Бортон.

— Берегись, — предостерег рабыню Филеб, недвусмысленно продемонстрировав плеть, зажатую в руке.

— Пусть она говорит, — велел бородач, напряжённым голосом.

Честно говоря, я не думал, что сейчас у кого-то повернулся бы язык сравнить эту рабыню, так завораживающе извивавшуюся перед посетителями, с тарскоматкой. Скорее уж, учитывая то, что она сейчас вытворяла, у неё были все шансы заслужить сравнение с самкой слина. Впрочем, подобные причуды запросто выбиваются из любой женщины с помощью простой плети.

— Увы, — словно обиженно пожаловалась, — некоторые полагают, что я не гожусь даже на корм слину!

— Да что Ты несёшь! Конечно, нет! — закричал Бортон. — Не говори чушь! Ты необыкновенно изящна!

— Однако именно так про меня говорят, — простонала рабыня.

— Держу пари, что это сказал какой-то негодяй! — сердитым голосом заявил наёмник.

— Ну, если Господин так считает, — задумчиво пробормотала Темиона.

— Эх, попадись он мне сейчас, — пылко заявил Бортон, — уж я бы поговорил с ним, уж я бы этого невежу отделал, он бы у меня сам признался в полном отсутствии у него вкуса!

Вообще-то, стоит напомнить, что упомянутые обвинения, выдвинутые здоровяком против Темионы, касались свободной женщины, которой она была на тот момент, а не против нынешней Темионы — рабыни. Лично для меня огромное различие между этими двумя женщинами было очевидным, хотя сама Темиона пока ещё этой разницы не осознала.

— Увы, некоторые сочли меня необыкновенной уродиной! — продолжила жаловаться женщина.

— Абсурд! — закричал бородач. — Ты просто красавица!

— Господин слишком добр к рабыне, — заметила Темиона.

— Ты — самая красивая рабыня из всех, кого я когда-либо видел! — воскликнул Бортон, и я обратил внимание на довольное выражение, мелькнувшее на лице Филеба, который, похоже не был готов расстаться с Темионой задёшево, если вообще собирался от неё избавиться.

— Уверена, Господин говорит это всем встреченным рабынями, — улыбнулась Темиона.

— Нет-нет! — поспешил заверить её распалившийся наёмник.

— Конечно же, Вы делаете это, — обиженно надув губки, заметила женщина, — чтобы бедные рабыни открылись и потекли при первом же вашем прикосновении.

— Нет! — уже раздражённо крикнул он.

Похоже, Темиона, в основном из-за недолгого срока в рабстве, пока ещё не до конца понимала того, что психологическая и физиологическая реакции, ожидаются и, более того, требуются от всех рабынь, при прикосновении любого мужчины, независимо от состояния женщины.

— Могу ли я надеяться, что Господин не хочет выгнать меня отсюда? -

осведомилась рабыня.

— Не понял, — растерянно отозвался мужчина.

— Неужели Вы не собираетесь приказать мне убраться в ваших глаз, — спросила Темиона, — или потребовать, чтобы меня выбросили меня отсюда?

— Конечно же, нет! — заверил её Бортон.

— Получается, что Господин проявляет ко мне некоторый интерес? — уточнила невольница, не прекращая двигаться под музыку.

— Да! — взвыл Бортон, словно от боли.

Я видел, что он уже был готов вскочить на ноги и сгрести её в свои объятия. Честно говоря, я сомневался, что у него хватит выдержки на то, чтобы довести Темиону до одной из маленьких палаток-альковов, установленных внутри загородки. На мой взгляд, у Темионы в данный момент был куда больший шанс оказаться брошенной спиной на голую землю перед костром и быть взятой прямо на глазах тех, кто только что любовался её танцем. Только после того как мужчина, воспользовавшись ей, задыхающейся в своём ошейнике, смог бы чуть пригасить пылавший в нём огонь страсти, только тогда бы он потащил её к алькову и принудил бы обслуживать его снова и снова, до самого рассвета. И только ближе к утру у Темионы могла бы появиться возможность ненадолго расслабиться и лечь, прижавшись к его бедру, чтобы после очень короткого перерыва служить мужчине снова, успокаивая пламя столь могучей жажды, которую она, рабыня, пробудила в мужчине, и которую она, как рабыня, сама же и должна была удовлетворить.