Сказки Леты, сборник рассказов - [46]

Прибегала мама и, говоря утешительные слова про сытую Тузину долю, уводила зареванную Блонди.

На новой цивильной квартире сменяли друг друга, в основном, коты и кошки.

А когда стал входить в сознательный возраст Блондин сын Игрек, семья задумалась о прочих домашних любимцах.

Был хомячок. Игрек отнесся к нему без особого интереса. Маленький. Живет в банке, прячется в рваных газетах. Какает. Только и радости — дать кусочек яблока и смотреть, как ест он его, по-человечьи держа черными ручками.

Вот Блондиному папе хома полюбился. Дед Саша торжественно нарек зверька Фомичком и с удовольствием занимался его ежедневным выгуливанием на письменном столе.

Равновесие нарушила мама Блонди, склонная по-человечески общаться со всей живностью. Могла обидеться на комара, например.

Жалостно глядя на Фомичка, она произносила пылкие речи о необходимости свободы передвижения и равных правах для всех. Добилась своего. Фомичок был отпущен свободно бегать по квартире. Месяц все были счастливы.

Потом маме понадобилась какая-то вещичка с нижней полки в кладовке. И тут выяснилось, что Фомичок времени даром не терял. Все тряпочное, что находилось в квартире на уровне ниже колена, превратилось в ажурные кружева. Два покрывала, полная коробка шерстяных носков, старые платья и брюки в шкафу…

Потрудился Фомичок славно.

Разгневанная мама тут же на него обиделась. И Фомичок был сослан в частный домик, где жила подружка Игрека белобрысенькая Кристина.

Вскоре после изгнания выяснилось, что Фомичок был не только трудолюбивым, но и запасливым. В ящике раскладного дивана, в сложно выгрызенных тайниках старого полосатого матраса он скопил массу яблочных огрызков, арбузных корочек, сухарей и семечек. Вместе с останками матраса добро потянуло на десяток мусорных ведер.

Грызунов решили больше не заводить.

И тут Блонди заинтересовалась попугаями.

В детстве говорящий попугай был ее заветной мечтой. Перед каждым рейсом она, умильно заглядывая папе в лицо, пыталась такого попугая выпросить. Но папа лишь отшучивался. Даже не обещая. Провозить животных строго запрещалось.

На рынке продавались только волнистые попугайчики. Но все уверяли, что говорить их не научишь. Попугай и вдруг — не говорящий. Неинтересно…

Так и пребывала бы уже ставшая юной мамой Блонди в заблуждении, если бы однажды, за воспитательским обедом в детском саду, где она тогда работала, чтобы Игрек там воспитывался, не зашел разговор о домашнем зверье.

— Наш Петька вчера свое имя выучил! Наконец! — похвасталась нянечка Наташка, поедая сэкономленную котлету. У малышей не отбирали, нет. Просто с утра надо было нечаянно забыть подать на кухню список тех деток, которых родители не привели. И в обед с аппетитом съесть лишние котлеты.

Подробнее расспросив Наталью, Блонди вспомнила о детской мечте.

И — загорелась.

Два дня она, водя сына в сад и обратно, рассказывала ему о сказочных птичках — волнистых попугайчиках

На третий день ребенок торжественно заявил за ужином:

— Хочу попугая!!!

На семейном совете было решено, что попугайчик — птичка маленькая, красивая, живет в клетке. И вообще — идеальный подарок младенцу на пятилетие.

В ближайшие выходные счастливая Блонди потащила Игрека на рынок.

Вернулись они с парой попугайчиков, большой клеткой, специальной поилкой, каруселькой, звоночком и зеркалом. И коробкой ромашки.

Маме, в смысле — бабушке Нине было объяснено, что выбранный попугай оказался мужчиной семейным. Разлучать его с ярко-зеленой красавицей женой было бы жестоко.

— А ромашка зачем? — спросила бабушка Нина, подозрительно оглядывая облезлого голубого женатика.

— Продавец сказал, надо искупать, потому что могут быть паразиты-пухоеды на них, — ответила Бло, примеряя клетку к углам комнаты.

— Н-да, судя по этому — синенькому, на нем их немало обосновалось. Игрек! — воззвала бабушка Нина, — ты покрасивее не мог выбрать птичку?

— Он — бедный. Болеет. Мы его вылечим, — сказал мальчик, с горшка воспитанный в правилах христианского милосердия.

Бабушка закатила глаза и вздохнула.

— Самого паршивого, небось, выбрал? — вполголоса спросила у Бло, — вот сдохнет — реву будет!

— Ну, мам… — отозвалась Блонди с табуретки.

Клетка обосновалась на шкафу.

Возмущенные Кеша и Ксюша были бережно вымочены по самые шеи в крепком растворе ромашки и заселены в проволочный дворец. Потекла спокойная семейная жизнь. Попугайчики сидели рядышком, переговаривались на непонятном языке, ели, пили, мусорили на шкаф. Говорить с Блонди не желали.

Игрек подсыпал им корм, менял воду. Интересовал их мало.

Птичкам вполне хватало друг друга.

Через пару недель бабушка спохватилась и произнесла речь о свободе и равных правах.

— Посмотри, какие скучные! — наступала она на Блонди, жестикулируя посудным полотенцем, — они же птицы! Им полетать надо! Эх, вас бы так — в клетку!

И, смерив Блонди с Игреком возмущенным взглядом, уходила в кухню. Сильно гремела тарелками.

В конце-концов Блонди уступила и выпустила пленников. Парочка полетала по комнате, обследовала закоулки. Облюбовала себе угол мебельной стенки. И часами Кеша с Ксюшей сидели там, неодобрительно обсуждая перипетии жизни людей. Говорить по-прежнему не желали.