Сказки Леты, сборник рассказов - [45]

Обрадовалась — представленная, картинка осталась, не уходила, в ней появлялись звуки и запахи.

… - А перед Новым годом рыбаки поехали сети снимать, меня взяли. Болтало сильно, я укачался. На праздник зато уха горячая.

— Ты и Новый год здесь отпраздновал? — поставив жалостью оценку безумцу, спросил кто-то из темноты.

Олег улыбнулся.

Разговор как-то скис, и Витюшка забрал гостя, устраивать на ночлег. Все было занято, и они полезли по деревянной лесенке на вышку. Вернулся хозяин один. Подоспела жареная картошка, все засуетились, двигали по столу посуду, кричали в темноту, вызывая детей. Запах вкусной еды наполнил ночь, отпихнув запахи песка и моря.

…Зазвенели вилки.

— А что же Олег не спускается? — спросила Светка у Витюшки, смотря, как ловко большим ножом вскрывает консервные банки.

— Оне отказались, — ответил тот. И фыркнул:

— Со странностями мальчик. Навыдумал хрени хипповской. Небось, жена выгнала из дома, а он теперь всем лапшу на уши. Путешественник.

Одобрительно промычала с набитым ртом что-то Оля Деловая Колбаса. Со всех сторон раздались смешки.

Светка оглядела белые пятна лиц — мужских и женских. Благополучных. С квартирами, где наверняка — хрустальные рюмки в полированных шкафах. Не колокольчики. Увидела опущенные к столу глаза Вяча. Разглядела то, что беспокоило ее с начала ужина, возвращаясь снова и снова, прилетая, трогая сердце холодным пальцем — на запястьях маленькой уютной жены Вяча — множество тонких шрамов поперек голубых венок. Выпуклыми нитками цвета топленого молока на незагорелой еще, светящейся коже. А сначала думала — показалось…

Встала, взяла чистую тарелку. Под общими взглядами положила картошки — от души, горой. Добавила из консервных банок — понемногу из каждой. И пошла к лесенке.

Придерживая подол широкой юбки одной рукой, и, держа на второй полную тарелку, стала взбираться по скрипящим ступеням. Позади, уже внизу, кто-то что-то нерасслышанное сказал. Хихикнули.

Стукнула в фанерную дверцу, сказала весело:

— Эй-эй.

И вошла.

Ночью на вышке она никогда не была. Три стены с огромными, почти от самого пола окнами, размылись в звездном небе. Олег сидел среди звезд — на спальнике, брошенном на пол. Маленький, скрестив ноги по-турецки, блестел согнутыми коленями. Держал у губ белую в темноте флейту. Играл тихонько, шепотом.

— Я принесла ужин, — сказала Светка тоже шепотом. Поставила тарелку на краешек скамьи. Стояла неловко, стесняясь.

Олег опустил флейту.

— Спасибо, не надо было…

— Надо-надо! — отличить голодного мужчину от сытого Света могла и, угощая, чувствовала себя увереннее.

Олег потянулся под скамью, зашуршал сумкой:

— Вот. Вы возьмите вниз, пусть там — с чаем, — завертывал углы газетного большого свертка. На пол упали пара конфеток и сушки.

— Не надо, — сказала Светка, — обойдутся. А вам еще завтра и вообще.

— Нет-нет! Я не остался, потому что у меня нечего — на общий стол. Пусть хоть это. Так будет правильно.

Светка приняла в руки рассыпающийся куль. Выгребла половину горкой на скамью:

— Это снова в сумку положите, — распорядилась, — а это отдам. Только вы сами приходите чай пить. Поешьте и приходите.

— Спасибо. Я лучше тут.

И помолчав, объяснил, поведя вдоль звезд рукой:

— Мне тут — хорошо…

Светка открыла дверь и стояла, слушая флейту, что вела мягкую нитку звуков через распахнутые окна — к звездам. Наполняла ночь тихим счастьем.

— Олег, а вы, когда жили там, на барже, у вас была флейта?

— Да. Я играл мышу. А он — слушал. И даже не ел крошек.

Светка кивнула. Так и должно быть. Улыбнулась и пошла вниз.

За столом торжественно водрузила кулек рядом с чайником:

— Вам приветы и подарки. Сверху…

Олег ушел рано утром, еще до завтрака. Больше Светка никогда его не встречала.

ПОПУГАЙЧИКИ

С попугаями Блондиному семейству не очень везло.

Ее собственное полудеревенское детство прошло в окружении всякого зверья. Соседские куры, утки и гуси. Родные собаки и кошки. Ловимые старшим братом чижики, щеглы и синицы. Быстро, впрочем, отпускаемые. Транзитных животных вообще было много. В квартире без удобств сменяли друг друга ежи, ужи, черепахи, перепелки, суслики — все, кого можно было изловить в просторных степях за барачным поселком. Жили недолго. Не потому что умирали, а, под маминым мягким давлением, возвращалась им утраченная свобода.

Блонди с братом не особо переживали по этому поводу. Знали, бесхозного степного зверья еще много.

При переезде на новую квартиру — пятиэтажка, три комнаты! Ванная!! Туалет!!! — не взяли с собой любимую дворняжку Тузю.

Восьмилетняя Блонди очень по ней скучала. Но Тузька была созданием дворовым, всю жизнь имела собственную будку, да и Злая Бабушка не пожелала терпеть ее присутствия в роскошных новых пенатах.

Тузю отдали в рай. На территорию столовой паромной переправы. Пенсионерка Тузя получила персональную будку и паек от пуза. Очень потолстела. Но о Блонди не забыла. Каждый раз, когда родители приезжали в столовую, чтобы навестить заведующую Надежду Ивановну, Бло бежала к будке. Седенькая Тузя, облизав Блондины ладошки, с трудом поднимала на задние лапки-спички раскормленное туловище и дрожала в воздухе по-заячьи сложенными передними лапками. Служила.