Сказка без чудес - [53]

— Ну, полноте, батенька, полноте, — строго выговорила ему бабка. — Что тебе те кабаны? Они желудями питаются, травкой, кореньями разными… Ты их не трогай, и они не тронут…

— Я — ик — их и не трогал, — оправдывался Дымокуров. — Они сами, первые… Ка-ак побегут!

— Пойдём, пойдём, милай, в избу, — увещевала, поднимая его с колен, баба Ягода. — Там всё расскажешь. Я тебя целебным отварчиком напою…

Старушка повела горе-путешественника к избушке, рубленной из стволов вековых лиственниц. Жилище стояло, приподнявшись над этой сырой в чаще леса от вечного сумрака и тумана почвой на двух гигантских… да нет, не куриных ногах, естественно, а на двух огромных пнях. Могучие корни у комлей, вросшие навеки в землю, и впрямь напоминали, если смотреть издали, сквозь опухшие от слёз, слипшиеся веки, когтистые куриные лапы.

Вслед за бабкой, по-молодецки ловко вскарабкавшейся по лесенке, сколоченной из крепких жердей, к порогу вознесённой метра на полтора над землёй избушки, Глеб Сергеевич тоже начал взбираться, судорожно цепляясь руками и нашаривая ногами перекладины, пыхтя и отдуваясь.

Скрипнула, распахнувшись, тяжёлая, из полуметровой ширины дубовых досок, входная дверь, и Дымокуров даже не вошёл — вполз внутрь, запалено дыша и хватаясь за сердце.

Тем не менее, даже пребывая, как выражались прежде, «в растрёпанных чувствах», отставной чиновник не преминул окинуть взглядом полутёмное нутро избы, освещённое лишь пламенем сложенного из дикого камня очага.

Впрочем, изнутри избушка оказалась гораздо просторнее, чем это представлялось снаружи. Оставшееся свободным от огромной, словно в кузне, печи пространство занимали длинные полки из тёсаных досок по стенам. Уставленные множеством разнокалиберных склянок то с жидким, то с порошкообразным содержимым всех цветов и оттенков. Посередине избы возвышался стол, занятый ретортами, колбами, невероятной вместимости бутылями, глиняными чашками с гранулами и зернами непонятного стороннему человеку происхождения. С прокопчённого потолка свисали пучки трав, нити сушёных грибов, гроздья каких-то ягод, а также нечто мумифицированное, в чём Глеб Сергеевич не без содрогания распознал тельца летучих мышей, лягушек и ещё каких-то мелких животных.

Здесь же в углу громоздилась и ступа — высоченная, в человеческий рост, выдолбленная из цельного ствола какого-то каменной плотности, почерневшего от времени дерева. При желании Дымокуров мог бы, пожалуй, поместиться внутри её с головой. К ступе была прислонена чилижная метла на длинном, отполированном до блеска ладонями от долгого употребления, черенке.

Старуха указала гостю на лавку возле очага:

— Садись, милок, отдышись. — А потом, похлопотав у стола, протянула ему глиняную, сомнительной чистоты кружку, на дне которой плескалась дегтярной черноты, дурно пахнущая жидкость. — На-ка, выпей. Вмиг мозги прочистит, голову прояснит, силы восстановит…

Глеб Сергеевич взял кружку, с подозрением нюхнул содержимое. Поинтересовался капризно:

— Что это за гадость?

— Пей, не боись! — подбодрила его старушка. — Отвар — ягодки, грибочки, травка кой-какая. Всё экологически чистое, без ГМО, красителей, консервантов. Тонизирующее, как теперь говорят.

После пережитого ужаса в лесу бояться Дымокурову здесь, в избе, было уже нечего. А потому он, выдохнув и зажмурив все органы чувств, поднёс кружку ко рту и выпил одним глотком. Скривился, почмокал губами:

— Бр-р… мерзость какая!

— А все лекарства, Глебушка, горькие да на вкус противные. Чем горше да противнее, тем сильнее да эффективнее! — выдала бабка прямо-таки санпросветовский слоган.

Отставной чиновник хмыкнул скептически, но почувствовал вдруг, что ему и впрямь полегчало.

Унялась одышка, успокоилось трепыхавшееся до того испуганным воробышком где-то за грудиной сердце, мысли потекли бойчее. Глеб Сергеевич заметно повеселел, с живым интересом уже принялся разглядывать окружающую обстановку.

— Интересно у вас тут всё обустроено, — заметил он, обводя рукой окружающее пространство.

— Моя лабалатория! — не без гордости заявила баба Ягода.

— Э-э… лаборатория, — машинально поправил её окончательно пришедший в себя Дымокуров.

— Ну да, — охотно согласилась старушка. — Я и говорю — рабалатория. Лекарства готовлю здесь от хворей разных. Отвары, приворотное зелье…

— Так вы знахарка?! — догадался Глеб Сергеевич.

— Можно и так сказать, — кивнула бабка. — Пользую болезных. Народу нравится. С медициной-то нонче как? Поди, к доктору ещё попади! А я и диагноз поставлю, и лечение назначу, и лекарства хворому дам с собой, с наставлениями, как принимать. Вывихи вправляю, позвонки при остеохондрозе на место ставлю, зубы удаляю…

— Бесплатно? — уточнил Дымокуров.

— Бесплатно только птички поют, — улыбнулась щербато старушка. — Бесплатно нельзя — уваженья к лекарю не будет. Да, впрочем, плата не велика: десяток яичек, либо баночка сметаны, али мёда, а то, к примеру, бутылочка масла постного… Ну, платочек могу взять, носки вязаные шерстяные… в хозяйстве всё пригодится!

Глеб Сергеевич слушал, кивал умиротворённо, а в голове у него крутилась нелепая вроде бы мысль, свербело от желания задать старушке дурацкий, прямо скажем, вопрос. Наконец, он решился: