Система проверки военнослужащих Красной Армии, вернувшихся из плена и окружения. 1941–1945 гг. - [7]
Об этой категории следует сказать отдельно. Так называемые «хиви» (от нем Hilfswilligen — добровольные помощники) стали использоваться немцами с осени 1941 г. в качестве вспомогательного персонала в воинских частях германской армии, а к 1943 г. в вермахте служило уже 400.000 «добровольцев»[108]. Среди советских «коллаборационистов» они составляли самую многочисленную категорию. При этом они же, располагаясь ближе всех к фронту, имели наибольшие шансы на встречу с Красной армией в случае советского наступления.
Употребляемый в документах эпохи термин «окруженец» требует пояснения. Естественно, что не все войска, временно отрезанные от основных сил армии или утратившие связь с Москвой, рассматривались как потенциальные «изменники Родине». В таком случае фильтровать пришлось бы едва ли не всю Красную армию. Нахождение в окружении как проступок не было оговорено в уставах или юридических актах, о его моральной сомнительности не говорилось в пропаганде.
Напротив, попавшим в окружение частям командование пыталось оказать посильную помощь. Так, в тыл противнику забрасывались партизанские отряды специального назначения — «для вывода оставшихся частей РККА с окружения»[109]. Доброжелательные по отношению к окруженным приказы о помощи отдавались войсковым соединениям: «выручить оставшихся в окружении танкистов и по возможности также танки»[110]. В итоге по сведениям, представленным Л.П. Берией Сталину, к февралю 1942 г. «партизанскими отрядами и разведывательной агентурой выведено из тыла противника до 33 тысяч военнослужащих Красной Армии, оказавшихся в окружении»[111]. Также практиковалось направление за линию фронта целых воинских частей: уже в августе 1941 г. в тыл к немцам была отправлена кавалерийская группа полковника Л.М. Доватора[112].
Другое дело, если военнослужащие обычных частей выходили из окружения поодиночке или небольшими сводными группами. Они летом — осенью 1941 г. под именем «окруженцы» фигурировали в документации органов госбезопасности как объекты для подозрения. Нужно отметить, что причиной этого было не нахождение в окружении как таковом, а опасение, что в число «окруженцев» могут внедриться немецкие агенты[113].
Таким образом, летом и осенью 1941 г. с немецкой стороны линию фронта пересекали в основном выходящие из окружения военнослужащие Красной Армии и в гораздо меньшем количестве те, кто бежал из немецкого плена. Преодолевших все испытания и воссоединившихся с РККА ждало внимание со стороны органов госбезопасности, обвинявших их в добровольной сдаче в плен и сотрудничестве с немецкими разведорганами.
В дальнейшем, с оформлением системы фильтрации, появятся специальные лагеря и сборно-пересыльные пункты, но первым ее элементом на протяжении всей войны оставались фронтовые контрразведчики. В ходе исследования не было выявлено предвоенных директивных документов, требующих проявлять особое внимание к побывавшим в плену. Советская военная доктрина наступательной войны не предполагала наличия большой массы пленных советских военнослужащих. Но, следуя логике разграничения сфер ведомственной ответственности, случаями выхода военных с вражеской территории должны были заниматься третьи отделы/отделения в войсковых частях, подчиненные третьему управлению Наркомата обороны СССР.
Эта формально независимая от органов госбезопасности военная контрразведка была создана на основе особых отделов НКВД в феврале 1941 г., отдельно для наркоматов обороны и военно-морского флота. В апреле того же года ее самостоятельность была существенно ограничена: к начальникам третьих отделов приставили заместителей из Наркомата государственной безопасности и обязали докладывать обо всех действиях в НКГБ, получивший право изымать из третьих отделов следственные и агентурные дела[114].
После начала войны, 17 июля 1941 г. военная контрразведка в армии постановлением ГКО № 187сс вновь была передана в ведение НКВД, а третьи отделы НКО стали называться особыми отделами[115]. На счет причин подобного решения существует несколько версий, базирующихся на общих логических построениях[116]. Вместо руководившего третьими отделами НКО А.Н. Михеева управление особых отделов НКВД возглавил В.С. Абакумов, фамилия которого была вписана в проект постановления ГКО Берией. Особые отделы существовали в военных округах, в действующей армии, в тыловых структурах, но, в отличие от третьих отделов, теперь имели общее руководство с местными отделениями НКВД и войсками по охране тыла[117].
Помимо третьих отделов, из состава НКВД до войны был выделен и Наркомат государственной безопасности. Однако по постановлению Президиума Верховного Совета от 20 июля 1941 г. НКВД вновь объединялось с НКГБ «в связи с переходом от мирного времени на военные условия работы»[118]. Согласно имеющемуся свидетельству начальника Первого спецотдела НКВД СССР А.Я. Герцовского, данного им на допросе в 1953 г., это было оформлением сложившейся практики: «хотя эти наркоматы (НКВД и НКГБ) существовали раздельно, фактически с начала войны всеми делами обоих наркоматов управлял Берия»
