Система проверки военнослужащих Красной Армии, вернувшихся из плена и окружения. 1941–1945 гг. - [49]
Примеры вполне человечного взаимодействия проверяющих с проверяемыми встречаются в основном при описании лагерного пространства, в котором, несмотря на замкнутость, «спецконтингент» имел несравненно более широкие возможности для социальных взаимодействий, чем арестованные особорганами на фронте[786]. В ПФЛ люди могли обмениваться информацией и общаться со следователями: «Мой сосед по нарам, земляк, посоветовал напрямую обратиться к следователю капитану Соколову, имевшему репутацию порядочного и справедливого человека. И я, минуя все запреты, подошел к нему, и попросил Соколова взять мое дело на проверку»[787]. «Благодаря неугомонному Жорке Ильинчуку проверку мы прошли быстро. Он нашел главного особиста и обратился к нему: "товарищ полковник, мы хотим воевать — воевать, чтобы искупить свою вину"»[788]. В обоих случаях дело кончилось быстрым и успешным прохождением проверки. Совсем уж теплые отношения со следователем описывает Н.К. Халилов: «подружились мы с ним, хороший был человек, понимающий»[789].
Другой распространенный сюжет, свидетельствующий о нормальном отношении чекистов к пленным и плену — совет «никому не рассказывать о том, что я проходил проверку <…> чтобы я нигде не говорил ничего лишнего»[790]. Чекисты часто советовали военным скрывать факт плена («забудь о плене и никому о нем не распространяйся»[791]), а гражданским — пребывания в Рейхе («народ обозленный, не надо всем говорить, что вы были в плену»[792]). В ряде случаев бывшие пленные вспоминали о работниках особорганов как о своих защитниках от агрессивно настроенного общества[793].
Предвзятость в отношении бывших пленных связана с тем, что они действительно использовались немцами как источник агентуры[794]. Данный канал засылки расценивался органами как основной: из 3.813 выявленных к январю 1942 г. шпионов 3.182 человека были «из числа пленных, бывших военнослужащих, изменников Родине и находившихся в окружении»[795]. Существовала сеть школ абвера по подготовке зафронтовой агентуры[796], но масштаб активности немецких разведорганов вызывает вопросы. Руководивший процессом Вальтер Шелленберг вспоминал, что в советский тыл перебросили «тысячи русских», не называя более точных цифр[797].
Масштаб фильтрации на линии фронта показывают следующие примеры. На Волховском фронте за октябрь 1941 — январь 1942 г. было «разоблачено немецкой агентуры 149 человек, из них: шпионов — 114 и диверсантов — 35 человек», а с 1 по 20 февраля арестовано и осуждено еще 163 военнослужащих[798]. На Ленинградском фронте с мая по декабрь 1942 г. было «изъято 250 агентов разведки противника»[799]. В январе 1943 г. при фильтрации 188 «бывших военнослужащих» особый отдел Ленинградского фронта выявил 48 изменников родины, 3 провокатора и 9 добровольцев немецкой армии — 32 % арестованных, причем, согласно отчету, «чекистская работа продолжается»[800]. Активно изобличали вражеских шпионов и в партизанских формированиях[801].
Не представляется возможным установить, насколько масштаб арестов соответствовал реальной необходимости в связи с многочисленными нарушения законности при фильтрации. Так, при проверке ведения следствия выявлялись дела, основанные только на признании самого обвиняемого[802]. Факта пребывания в плену было достаточно для объявления человека шпионом[803]. При проверке задержанных особым отделом в 23-м погранполку из 120 человек 29 отказались от прежних показаний, сославшись на «допрос с пристрастием», в 90-м погранполку из 85–32 человека, в 92-м — из 49 — 9 человек[804]. Широко трактовалось и понятие «коллаборационизм», к числу «изменников» относили не только переводчиков и старших бараков, но и врачей, поваров и кладовщиков[805]. Военнослужащий Сычев был записан во «вторую категорию» и провел в ПФЛ 13 месяцев — УНКГБ сообщило, что на оккупированной территории он организовывал образование в школах, т. е. является активным пособником оккупантов[806].
Возможны были и ситуации, когда руководство критиковало исполнителей не за нарушение законности, а за недостаточную хватку. Так, Абакумов учил подчиненных, что если военнослужащий «сдался в плен и, возвратись оттуда, среди военнослужащих восхвалял отношение немцев к населению занятой территории», то есть «все основания подозревать обвиняемого в шпионской деятельности»[807].
Масштабы арестов снижались по мере удаления от линии фронта. С 15 июля по 20 сентября 1943 г. СМЕРШ 13-й армии, в ходе работы оперативных групп и СПП, проверил около 8.000 человек, из них чуть менее 7500 успешно прошли фильтрацию, т. е. аресту подверглись примерно 6–7 %[808]. В спецлагерях к 1 октября из 354.592 поступивших в них военных (без учета гражданского населения) арестовано было 11.556 человек (т. е. около 3 %), из них агентов разведки и контрразведки противника — 2.083 человека, включая 1.284 офицера
