Система проверки военнослужащих Красной Армии, вернувшихся из плена и окружения. 1941–1945 гг. - [43]
Между тем в материалах 1942 г. не удалось обнаружить практик, которые можно было бы истолковать как попытки привить проверяемым чувство вины. Политработники придерживались обвинительного уклона только когда в лагере оставалось небольшое количество контингента, который, по мнению особых отделов, «в основном подлежит аресту за исключением единиц». В таких случаях политработа действительно включала разговоры о воинской присяге и имела целью «добиться чистосердечного и искреннего признания в своих проступках у следователя. Нечестность, неискренность — тягчайшее преступление перед родиной»[663].
В остальное время, напротив, «бывших военнослужащих» пытались всячески ободрить, подчеркивая конечность проверки. Так, в лагере № 150 устраивались торжественные митинги при отправке проверенных военнослужащих на фронт[664]. В связи с этим можно рассматривать и поднятый практически сразу после создания спецлагерей вопрос о партийности проверяемых. Его решение должно было подчеркнуть временность их неопределенного статуса. Однако на инициативу создания партийной организации из «спецконтингента» начальник УПВИ тогда отреагировал раздраженно: «Такую организацию запретить»[665].
Главной целью политорганов в спецлагерях было не создать у проверяемых чувство вины за нахождение в плену, а работать на «повышение дисциплины, организованности и преданности партии и родине»[666] среди «бывших военнопленных» и «своевременно направлять в ряды Красной Армии проверенное, физически окрепшее, дисциплинированное и политически устойчивое полонение»[667]. Таким образом, итоговый доклад начальника УПВИ дает общую картину за все время нахождения спецлагерей в составе УПВИ, перенося на 1942 г. нормы политработы, начавшие применяться с 1943 г.
В 1943 г., с началом массового использования проверяемых в качестве рабочей силы на промышленных объектах можно выделить новый этап в идеологической работе. Была поставлена ясная цель, которой не было у лагерного руководства в 1942 г. — обеспечить выпуск продукции. Количество выведенного на работу контингента и производительность труда стали главными показателями успешной работы. Теперь от попавших в ПФЛ требовалось не просто смириться с проверкой в лагере, но и работать по 11 часов в сутки.
Нехватка рабочей силы в стране привела к содержанию в спецлагерях давно проверенных людей. Теперь лагерная пропаганда имела цель уже не отправить в действующую армию акклиматизированных в официальном дискурсе военнослужащих, а объяснить застрявшим в лагере проверяемым отличие их труда от наказания, а их самих — от заключенных.
В Подлипкинском ПФЛ № 0303 политработа «была нацелена на преодоление влияния враждебной пропаганды и ликвидации политической отсталости, созданных длительным пребыванием в тылу врага, на воспитание советского патриотизма, честного отношения к труду и всемерное развертывание стахановского движения»[668]. В других спецлагерях о непроизводственных задачах пропаганды уже не упоминали — в Шахтинском № 048 «проводится воспитание с/к, направленное на честное и добросовестное отношение к труду, на ясное понимание задач, стоящих перед тылом в деле обеспечения фронта углем и электроэнергией»[669]. В схожих выражениях политработу описывал начальник ОПФЛ руководству НКВД: «1) Воспитать у спецконтингента чувство долга, ответственности перед советской Родиной, советским народом, его роли в условиях Отечественной войны против гитлеровской Германии и его роль и место среди тружеников тыла; 2) На основе развернутого соцсоревнования вовлечь спецконтингент на самоотверженный труд за высокие показатели производительности труда по добыче угля, выпуску продукции, как имеющих военно-оборонное значение и строительству объектов государственного значения»[670].
В достижении этих целей политработе отводилась не ритуальная, а действительно важная роль, так как весь трудовой процесс зиждился на сознательности проверяемых. Репрессии в отношении отказников и «лодырей» были признаны неэффективными, так как наказание арестом отрывало рабочего от производства (поэтому в лагере № 0303 в большинстве случаев «ограничивались беседой с личным выговором»[671]). В Подольском № 174 из 19 человек, бежавших из лагеря и пойманных, под суд было отдано только 12, остальные же «арестовывались строгим арестом с содержанием на гауптвахте». Один «бывший военнослужащий» за отказ от работы получил 15 суток гауптвахты, где объявил голодовку, после чего был переведен из лаготделения в центральный лагерь, где прекратил голодовку и на момент написания документа был расконвоирован, т. е. добился улучшения условий
